Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 6: "Приятно, когда тебя кто-то ждет"

«Леса — говоря о настоящих лесах — отличаются от того, что видели жители юга. Обитатели других континентов считают, что их сельвы и саванны являются самым тяжелым испытанием для тела и духа, но это говорит лишь о том, что они никогда не бывали в лесах на севере Эквестрии, не вдыхали смолистый запах древней, тысячелетней тайги. Она отличается от того, что они могут увидеть на свитках папируса или прочитать на своих древних глиняных табличках, если в таковых вообще упоминаются разноцветные пришельцы с “дикого” севера — в настоящих северных лесах непросто выжить даже тем, кто с детства увлекается туризмом, ошибочно представляя себе Заброшенный лес подобием тех ухоженных, обжитых лесных массивов, что так красиво шелестят листвой по всей нашей стране. Удушающий летний зной, пропитанный тягучей живицей и звоном мошкары, тучами висящей среди деревьев, раз в полгода сменяется трескучим морозом, от которого с грохотом лопаются стволы столетних сосен, а дыхание замерзает уже в горле и носу. Жизнь в них бьет ключом независимо от времени года, но это менее броская, нежели в джунглях, жизнь, не склонная яркой расцветкой афишировать свое существование и отпугивать многочисленных врагов. Жизнь в этих лесах — это молчание, это тихий шелест крыльев и осторожный шорох шагов. Это приглушенный, полушепотом, разговор — тайга не любит громких голосов. Это арисапы, древоволки, костяные кабаны и виверны, по недомыслию аборигенов, называемых драконами. Это огромная, полноводная река, словно ожившая долина, несущая свои воды с северо-востока на юго-запад страны — у нее нет имени потому, что у нее слишком много имен, ведь каждое поселение северян, обосновавшихся вдоль ее берегов, имеет собственное название для той могучей силы, равной которой я не видала ни в том, ни в этом мире. Гордись своей полноводной Итеру, но знай, что она — лишь небольшой приток по сравнению с по-настоящему великой, и оттого — неизвестной рекой.

Север сыграл со мной злую шутку. Он издевался надо мной каждый раз, когда я попадала в его влажные, ледяные объятья. Каждый раз он пробовал меня на прочность, и словно в насмешку, заставлял меня чувствовать себя все слабее и слабее, словно эта древняя земля, еще не испорченная копытом пони, пила из меня силы, взамен, закаляя меня, изменяя.

Извращая.

Нет, местные пони не «сосуществуют с природой», как любили, с придыханием, говорить когда-то другие обитатели этого мира — они в ней выживают. День за днем, они выживают в этой сказочной тайге, но им не по силам изменить ее, сделать такой же приветливой к пони, как большая часть Эквестрии — сосредоточившись на выживании, они потеряли цель, к которой обязательно бы стремились, поддерживай они более тесный контакт с принцессой. Они завязли в этом выживании, забыли, что кроме него есть и другие способы жить, не превращаясь в чуткого, настороженного полузверя. Что дружба — есть, как есть и свойственная пони магия, не представляющая собой мрачные ритуалы и культы. Что есть друзья, с которыми можно дружить, считать их едва ли не членами своей семьи, причем просто так, не тая в глубине своего темного, покрытого мхом и паутиной нутра мысль о том, что сближаться с кем-либо, кроме родни, нельзя. Что когда-нибудь тот, кого ты подпустишь к себе слишком близко, может превратиться из друга в жертву, которую ты принесешь ради блага общины, семьи, или собственного выживания.

Север научил меня предательству.

Предательству не бытовому, а, скажем так, глобальному, нацеленному на выживание рода в целом. Если нужно, тебя принесут в жертву обстоятельствам, и лишь пожмут на прощание плечами — ведь ты не местный, ты пришлый, и аборигены, населяющие эти леса, ничем тебе не обязаны. Да, они чтят законы гостеприимства, свои законы Добрых Предков — но эти законы для них, не для нас. Они честны и открыты, иногда наивны, как дети, доблестны и благородны — для своих. Со своими соплеменниками. Для остальных это мрачные, скрытные, коварные пони от которых однозначно стоит держаться подальше, так же, как и от их пропитавшихся дымом землянок. Как жаль, что я так поздно поняла, почему принцессы так нехотя пошевелили копытом, чтобы помочь этим мрачным дикарям отстоять свой дом».

Иийиса Нгомо Сесе Квамбе, «Сто бесед со Зверем».

«Свежие новости с фронта!

Не так давно, ваш покорный слуга имел честь отправиться на самую передовую нового конфликта, разгорающегося у границ нашей страны — на сортировочную станцию паровозных путей, название которой, в силу данного мной обязательства перед Высочайшим присутствием, разгласить я не имею никакого морального права. Не удовлетворившись предыдущим разгромом, который им устроила доблестная Эквестрийская Гвардия, терзаемые разрухой и междоусобной войной, грифоньи королевства вновь подняли свои головы, чтобы хищным взором окинуть окружающие их земли, и оторвать от них кусок побольше. Но пони не таковы, чтобы безропотно следить за этими пернатыми милитаристами! Уже на станции я мог убедиться, как весело и споро шагают вперед земнопони под предводительством капитана Хоупа, дабы на своих спинах вынести большую часть невзгод любого конфликта. Как смело летели к линии фронта грозные клинья и стаи пегасов, спеша войти в соприкосновение с противником. Как грозно звенела магия единорогов, громкие песни походных колонн которых вселяли надежду и мужество в сердца обывателей, собравшихся проводить героев на победоносную войну.

Тем временем, из расположенной на северо-востоке, за Детротом, Кристальной Империи приходят лишь самые утешительные новости. По словам принцессы Кейденс, мудро правящей в этом королевстве, «...нет никаких оснований полагать, что грифоны решаться напасть на наши земли, надежно укрытые от нападения как магией, так и доблестью ее жителей, но мы с бесконечным душевным волнением следим за ситуацией, развивающейся на севере Эквестрии. Мысленно мы с вами, наши дорогие друзья!». Таким образом, мы можем быть уверены, что восточные рубежи нашей родины в полном порядке, и для волнения отдельных жителей нет абсолютно никаких причин».

«Вестник Кантерлота».

---

— «Хунк! Хунк, мотать тебя за вымя, куда ты прешь?! Сворачивай и бери правую стену! ПРАВУЮ, ТВОЮ МАТЬ! Долго тебя еще дожидаться будут?!» — надсаживаясь, завопила я, перекрыв своими воплями шум сражения. Стоявший рядом тубицен выдул из своей трубы гнусавую трель, и порхавший неподалеку пегас рванулся вперед, дождавшись моего разрешающего кивка, направляясь к двум сотням Хунка, безуспешно подпиравшим еще три кентурии земнопони, колотившихся в закрытые ворота Кладбища Забытого.

Крепость была стара. Высокие некогда стены, сложенные из местного сероватого камня, до сих пор поражали воображение своей толщиной, и пусть на них росли кусты и деревья, пусть от построек осталось лишь несколько каменных сараев, да наполовину обвалившийся донжон[1], она все еще могла с легкостью отбить не один штурм лишенных крыльев существ, если ее гарнизон обладал стойкостью, упорством, и уверенностью, что помощь уже в пути. Со всем этим у удерживавших ее грифонов был полный порядок, и моя надежда лихим пегасьим наскоком занять пустующую крепость разбилась о высоченные, пусть и потрескавшиеся, стены Кладбища Забытого.

Мне уже не нравилось это название.

Конечно, раньше у него было несколько иное имя. Раньше это место называлось Кладбищем Всего Забытого – по легенде здесь, в течение многих столетий, населявшие север континента народы и племена хоронили то, что старались как можно скорее забыть. Это были как вещи, так и символические фигурки, изображавшие изгоев, извергнутых соплеменниками из семей и родов, как негодяев, преступивших какой-либо важный закон, или же совершивших несмываемый грех. Надевших новую рубашку в канун встречи нового года, плевавших в костер или мочившихся в реку, свистевших в землянках или расчесывавших гривы перед покосом[3] – причин было много, а средство наказания оставалось одно. Шло время, некогда могучие племена и народы дичали, населявшие эти земли жители уходили на юг, или скрывались в непролазных чащобах, а оставленные ими крепости и городища рушились, превращаясь в руины, названия которых забывались, или менялись в угоду простым и диковатым поселенцам, бежавшим в эти места, спасаясь от сотрясавшего небеса гнева двух могучих сестер, сошедшихся в поединке.

Холодный и влажный месяц Закатного Солнца подходил к концу. Притихшие было грифоны, разорвавшие с нами все дипломатические контакты, почему-то притихли, но я понимала, что это было недоброе молчание хищника, приготовившегося к броску. Количество банд, терзавших север и северо-восток страны увеличилось, и если раньше они действовали скрыто, то теперь, словно взбесившись, жгли и грабили поселения в приграничной полосе, уводя всех жителей в полон. Кто бы ими ни командовал, он явно хотел лишить Эквестрию плацдарма — как для защиты, так и для возможного наступления, оттягивая в леса все доступные Гвардии силы пегасов. Странно, но о нас как будто бы забыли – небольшой отряд, попытавшийся было приблизиться к Новерии, мы раздавили довольно быстро, пусть и превосходя его числом. Я дала размяться застоявшимся без дела пегасам, и после короткой и бестолковой погони, они притащили к нам всех, кто пытался проникнуть в город, или скрывался на облаках. Многому научившийся за полтора года Хай лично повел свою сотню на поиски соглядатаев, и действительно, довольно быстро выцарапал еще пяток птицекошек из окружавших город облаков. Так что спустя две недели, наполненных изнуряющим маршем по холодным, замершим в ожидании зимы лесам, мне хотелось верить, что наша численность и расположение все еще оставались тайной для командующего грифоньим вторжением, все предпосылки к которому, все приготовления, теперь были заметны даже самым упертым скептикам, не упускавшим случая кинуть камень в «зарвавшуюся фаворитку». Что ж, возле этой крепости, к которой мы вышли через две недели марша по северным лесам, я могла бы насобирать достаточно «орудий пролетариата» для ответных залпов в сторону недругов, обвинявших меня во всех смертных грехах… Но мне было уже не до того.

Ведь вот уже несколько часов мы пытались взять Кладбище Забытого.

Да, без планомерной осады – какой смысл топтаться возле крепости, гарнизон которой может преспокойно улететь, помахав на прощание осаждавшим своим крылом? Да, без осадных орудий – увлеченно клепавшие броню сталлионградцы вдруг резко затормозили, и только тупо глядели на чертежи, изображавшие, пусть даже весьма схематично, самый обыкновенный таран, не совсем понимая, зачем мне понадобилось это странное устройство. Привыкнув за последние сотни лет к сложным механо-магическим устройствам, они развернули череду настоящих консилиумов по поводу материалов, технологических процессов и персонала, просто обфыркав мою просьбу прислать пяток нормальных плотников и дать нам пару лишних дней. Когда я, злая как черт, улетала из Сталлионграда в сторону Новерии, уже исходившую тонкими струйками походных колонн, двигавшихся на северо-запад, ученые мужи как раз приступили к обсуждению лыж, на которых, как им казалось, было бы гораздо удобнее волочить по земле громоздкую конструкцию, и совершенно забывших о какой-то там глупой пегаске, не имевшей, по их словам, хоть какого-нибудь «верхнего» образования. Так что приходилось перебиваться осадными мостками и самодельным тараном, за полдня вырубленным из огромной сосны – именно им колотились в ворота три кентурии, столпившиеся возле них, словно в очереди за колбасой. Его обожженный конец мерно лупил в старые, потемневшие от времени и непогоды, но еще крепкие доски ворот, скрипевшие при каждом ударе, в то время как стоявшие вокруг легионеры как можно выше вздымали свои щиты, прикрывая пыхтящих под тяжестью тарана товарищей от всякой ерунды, которой бросались в них орущие что-то грифоны.

— «Тубицен! Труби «обход» для Третьей из Второй! Пусть поддержат Хунка! Этот придурок так и будет топтаться на краю рва, пока ему башку камнем не пробьют! Или я потом не сломаю».

Конечно, было бы логично оттянуть туда одну из трех сотен, бестолково толкущуюся возле ворот и разрушенного барбакана[2], но я не собиралась рисковать, ослабляя штурмовую группу – скрипя и треща, ворота постепенно поддавались натиску тарана, и я не хотела, чтобы вломившиеся в крепость пони оказались один на один с озверевшей полутысячью крикливых, орлиноголовых птицельвов.

Выйти к крепости удалось незаметно – не знаю, помогла ли стылая, туманная погода, или рассылаемые во все стороны, усиленные патрули, сбивавшие мелкие группы разведчиков и заманивавшие более-менее крупные отряды под удар основной массы пегасьей стаи, а может, и то и другое разом. Но увидев лихорадочно заметавшихся по крепости грифонов, ошалело разглядывавших вывалившееся на росчищь войско в серой броне и разноцветных туниках, я смогла облегченно выдохнуть, и заняться организацией штурма.

— «Стрелки! Что встали, как не доенные?!» — вновь, надсаживаясь, заорала я, стараясь голосом не выдать охвативший меня страх при виде здоровенного котла, наполненного чем-то горячим и исходящим паром на морозном ветру, который тащили к воротам задыхавшиеся от натуги грифоны – «Снять ублюдков, пока они нас тут всех не пустили на удобрение!».

Услышав мой вопль, тубицен поднес к губам рожок, и гнусаво задудел в него, оглашая немузыкальным воем окрестности замка. Идея разделить инструменты для пехоты и стрелков принадлежала Гриму Стоуну, по боевому расписанию, все еще числившемуся тубиценом Первой, а на деле – плотно занявшемуся своей единорожьей кентурией. Услышав призыв, стоявшие недалеко от ворот сотни начали готовить арбалеты – медленно, гораздо медленнее, чем мне хотелось, но благодаря тому, что пернатые тоже тащили по гребню стены свое варево не слишком быстро, пара сотен легионеров все же успели снарядить самострелы, и выпустить стальные подарки в сторону стены, добавив к какофонии боя глухой стук отскакивавших от камня болтов. Короткие и толстые, они летели не слишком кучно, да и стрелки явно били вразнобой, забыв про всяческие наставления, как, впрочем, и их десятники и даже сотники. Однако эти судорожные кривляния все-таки принесли свои плоды, и один за другим, грифоны исчезали за полуразрушенными зубцами – кто спрятавшись, а кто все-таки найдя свой болт. Последним вниз свалился котел, оставив после себя облако рванувшегося к небу пара, да вопли обожженных птицекошек, заполнивших двор и гребни полуразрушенных стен.

— «Зач-чем это они так кричат?» — испуганно спросила висевшая позади меня Минти. Оставленная возле меня Хаем для связи с пегасьими крыльями, салатовая кобыла изрядно трусила, и поминутно вертела по сторонам головой, судорожно стискивая копытами небольшой «пегасий» скутум. – «Что-то случилось? Мы проиграли?».

— «Не знаю. Да и плевать!» — буркнула я, сама передернувшись от визгов, донесшихся до нас из-за стен. Что бы там не говорили, что бы ни писали в учебниках и наставлениях для гвардейцев, которыми еще не так давно заваливал меня командор, отнестись к терзавшим наши уши звукам хладнокровно не получалось. Вот не получалось – и все тут. И мне пришлось до боли стискивать зубы, ожидая, когда стихнут отзвуки мучений живых существ, по прихоти всемогущей судьбы ставших нашими врагами – «Котел тяжелый был. Вот, видимо, лапы себе и отдавили. Или хвосты».

«Поздравляю. Вот ты и врешь окружающим, делая вид, что все в порядке. Что до тебя не доносится аромат вареного мяса и жженого пера. Что бы ни случилось – не обращай внимания, твердя себе — «Судьба!». Интересно, а справишься ли ты? Кошмары мучать не будут?».

«Пфффф! Пацифистские бредни! Давай-ка, окати их еще разок! А может, поднимемся повыше, и сами сбросим на них пару таких котелков?».

— «Минти! А ну, живо к этим горе-стрелкам!» — с трудом задавив уже знакомый голос, озвучивавший в моей голове свои ядовитые мысли, я обернулась к дрожащей, как осиновый лист, пегаске, потеющей, несмотря на первые зимние холода – «Передай кентурионам, чтобы следили за своими, а не пастью хлопали!».

— «Хор-рошо…».

— «Вот и чудненько».

Вся эта канитель с захватом крепости казалась абсолютно излишней. Стоявшая в самой чащобе Заброшенного леса, она уже не имела былого стратегического значения, превращенная временем и враждующими сторонами в руины, среди которых устраивали себе лагеря то старатели, то трапперы (водились среди северных народов и такие охотники), то очередные банды грифонов. Однако приказ был ясен и кривотолков не допускал – добраться до крепости и выяснить, не подходит ли она для планов командора по закреплению нашего присутствия в этой местности. Несмотря на ворчание некоторых кентурионов и примипила я, в целом, понимала сей «гениальный замысел» старого рогатого полководца, и не считала его очередной попыткой бросить Легион на опасное направление, затыкая очередную дыру в планах Гвардии. Если я правильно понимала масштабы этой страны, уютно устроившейся в новом мире, Кладбище Забытого торчало как гвоздь в заднице на территории, размерами не уступающей какой-нибудь Латвии или Литве. Не спеши теребить старые книги, Твай – эти названия ты не встретишь ни в одном произведении, написанном кем-либо из жителей обновленного мира, но поверь, это не маленькая территория, на которой раньше могла бы разместиться целая страна. В отличие от исчезнувшего старого мира, вся эта местность представляла собой труднопроходимые леса, сменяющиеся редкими долинами, облюбованные для жилья небольшими племенами и родами земнопони, компактно проживающими в своих землянках между лесистых холмов и холодных речек, занимавшихся, в основном, лесным промыслом, пока их семьи выращивали себе на пропитание скудную еду. Лесные жители рубили лес, добывали деготь, поташ, ходили в набеги на колонии каких-то пушных зверьков, которые плодясь, как кролики, буквально сжирали запасы бедолаг в ответных набегах. Это была настоящая война, длившаяся уже много столетий, и появление на этих заброшенных ранее землях грифонов и эквестрийских пони оказалось неприятной неожиданностью для проживавшего в этих местах народа. Но даже несмотря на обширность территории, даже несмотря на непролазные леса и неосвоенные земли, лежащие вокруг, Кладбище Забытого оказалась лакомым куском как для пони, так и для грифонов. Древние зодчие знали, что делали, когда размещали крепость на высоком, покрытом соснами и пушистыми елями холме, из-под гулкой, пронизанной корнями земли которого выглядывала кое-где могучая, словно кость этого мира, скала – огромные пространства, открывавшиеся взору сидевших в удобных беседках дозорных, позволяли заметить вторжение больших сил противника, в то время как о малых сообщали сами жители, разводя хорошо заметные сигнальные костры. И вот теперь этому месту, источенному временем и невзгодами, вновь выпала честь превратиться из точки на карте в самое настоящее поле боя, бушующее сражением, ценой которого было обладание стратегически важным пунктом на бескрайних пространствах Заброшенного леса.

— «Минти!» — обернувшись, я нащупала глазами вернувшуюся пегаску — «Ты передала этому ослоебу приказ?».

— «Да! То есть, так точ…».

— «Тогда куда он попер, лошак недоделанный?!» — вновь вызверилась я, непроизвольно использовав очередное ругательство, подхваченное у своих подчиненных. Судя по их лексикону, общение пони с ослами приводило к все тем же последствиям, что и в исчезнувшем мире, а плоды этих связей давно уже стали притчей во языцех[4] – «Он что, совсем обезумел с горя?».

— «Кажется, он собрался штурмовать… О нет!».

— «Идиот!» — в очередной раз выругалась я, увидев, как бодро марширующая сотня Хунка, вместе со своим командиром, обошла остатки барбакана, и обогнув толкущихся там соратников, попыталась с налету форсировать ров, проходящий вдоль правой стены – в его самом глубоком и хорошо сохранившемся месте, конечно же. Перебросив через оплывший край его штурмовые мостки, пони бодро карабкались по ним на другой берег рва, где и вставали, задрав головы и глядя на ехидные грифоньи рожи, поливавшие их потоком камней и отборными ругательствами. Давка нарастала, и уже через несколько минут вся эта кодла бросилась в рассыпную, спасаясь от потоков горячей воды, мчавшейся по каменному желобу водостока – похоже, грифоны наконец отвлеклись от защиты ворот, и обнаружили этих клоунов, решив немного остудить их головы целительным кипятком. Штурмовые мостки затрещали, и мечущаяся по ним толпа вдруг ухнула вниз, в глубокую канаву, наполненную затхлой водой, сопровождаемые треском ломающегося дерева и издевательскими криками пернатых защитников крепости.

— «Нужно прекращать этот дурдом!» — забравшись на спину дюжему тубицену, я вгляделась в грохочущие створки ворот. Щель между ними все расширялась и расширялась, и уже через несколько минут подтягивающиеся к воротам сотни должны были ворваться на заполненный противниками двор. Похоже, поняли это и грифоны – за стенами коротко и зло взвыл горн, а над изломанными зубцами укреплений, бесшумно, и оттого еще более страшно, вдруг взмыла серая туча.

И направлялась она именно к нам.

— «Тестудо!» — надрывая связки, заорал Биг Шот. Возбужденно жужжавший крыльями пегас подался вперед, нарушая строй своих подчиненных, висевших за моими спинами как резерв, и первым заметил приближавшуюся опасность. Не все бившиеся возле крепости кентурии услыхали его вопль, но те, что были ближе к нам, заметили приближающуюся опасность, и успели прикрыться щитами, избегая каменного ливня, хлестнувшего по нашим рядам. Грохоча и подпрыгивая, булыжники лупили по дереву и металлу, иногда находя прореху в крыше щитов – и тогда раздавался либо звонкий удар по шлему… Либо глухой шлепок – и тогда «черепаха» лишалась одного из своих щитов.

— «Твою ж мать!» — выругалась я, слыша грохот и крики – «Ничего себе «рогульки»! Вот уж точно, кирпич – орудие пролетариата! Пожалуй, тут я была не права… Шот, поднимай своих!».

— «Давно пора!» — встрепенулся пегас, возвращаясь к висящим позади нас пегасам. Ветер, поднимаемый сотнями крыльев, трепал наши плащи, то и дело хлеща изгвазданным кончиком моего корзно[5] по плечам стоящих рядом пони – «Атака? Ударим все вместе?».

— «Нет. Построение «Стена». Закидать болтами весь двор!» — рыкнула я, глядя на скривившуюся морду кентуриона. Я знала, куда его тянет, словно кота на помойку – в клубившиеся над замком облако из сражавшихся легионеров и ваза. Разбившись на крылья, пегасы сцепились со своими противниками, и вот уже несколько часов с неба то и дело спускались, планировали или просто падали раненные и убитые летуны. Силы были практически равны – я не стала бросать в бой все, что есть, по совету Хая решив испытать крылатое воинство по частям, и не устраивать в воздухе безобразной возни и толчеи, в которой избыток войск вносил лишь хаос и увеличивал количество потерь. Гарнизон крепости был велик – этот удобный, находящийся на пересечении воздушных путей пункт защищало не менее тысячи грифонов, и их командующий не поскупился, бросив в воздух большую часть пернатых птицельвов.

— «Начинаем!» — рявкнула я, кивнув тубицену. От ворот раздался долгий, протяжный треск – «Пегасы, вперед! «Стена»! Два залпа! Сбивать всех, кто попытается сбежать!».

Хлопая крыльями, разноцветное воинство принялось выстраиваться рядами, один над другим, готовя свои самострелы. Несмотря на все наши тренировки, в бою это делалось в первый раз, и я только морщилась, слыша, как от ворот доносятся крики и треск выламываемых створок, пока пернатые завершали подготовку к маневру. Но вот, раздались крики сотников, и над ними пронесся сухой, хлопающий шум, похожий на стук множества палок, ритмично колотящих по древесному стволу. Зрелище летящих вперед болтов было не таким эффектным, как падение груды камней, но гораздо более эффективным, и поднявшись в воздух, я с удовлетворением убедилась, как быстро расчистились стены и двор. Раненных было много, очень много – брусчатка внутреннего двора была покрыта телами в разноцветных жилетах и кафтанах, и лишь одоспешенные бойцы сбивались в кучи и отступали в сторону полуразрушенного донжона, в испуге крутя головами по сторонам. Да уж, испытание по наземным мишеням можно было считать успешным.

«Ну надо же! До чего только не додумаются некоторые в погоне за эффективностью. Хвалю! Кстати, а если заточить кончики поострее? Или надпилить, чтобы они раскалывались, или разваливались уже в теле врага?».

— «Прошу тебя, заткнись» — прошептала я, на миг прикрывая глаза. От ворот, снизу, вновь донесся грохот и протяжный треск рушащихся ворот. Видя, что в крепости происходит что-то неладное, и врагу удалось ворваться в крепость, сражавшиеся в небе грифоны стали выходить из боя, кучками и поодиночке планируя на заполненные телами плиты двора. Второй залп был менее эффективен, но тоже неплохо проредил сунувшуюся к воротам толпу, и три полных сотни начали вливаться в крепость, на ходу разворачиваясь в тройные шеренги, чтобы охватить наибольшую территорию, и удержать захваченный проход. Первый и второй ряд медленно двинулись вперед, с грохотом печатая каждый шаг переставляемыми щитами, примотанными к левой передней ноге, в то время как третья удерживала на их плечах длинные штурмовые копья, грозя отступавшим грифонам. К счастью, геройства не потребовалось – потеряв на копьях и щитах пару десятков своих бойцов, они откатились, не выдержав ударов копий и арбалетных болтов, щедро раздаваемых ворвавшимися в крепость кентуриями.

— «Шот! Биг Шот! Прекратить стрельбу!» — заорала я, закладывая малый круг над висящими у стен пегасами – «Живьем имать! Бить при сопротивлении!».

Убедившись, что меня поняли и дождавшись кивка кентуриона, я поднялась выше, чтобы оценить происходящее над крепостью. Что ж, там и впрямь все было не так радостно, как на земле, и даже такой неопытной и глупой кобылке как я было ясно, что борьба идет на равных. Целые крылья и клинья еще сходились в копытопашной с налетавшими на них ваза, но множество грифонов уже начали выходить из боя, пытаясь спрятаться в облаках или удрать подальше в чащу. Все больше и больше пегасов опускалось на облака, или планировало в сторону лагеря, и я вдруг ощутила, что едва не пропустила очень важный, переломный в этой битве момент, заглядевшись на штурм крепости, и теперь была вынуждена выбирать между возможностью сохранить в тайне свое продвижение на северо-запад и захват ключевой точки во всем регионе, и не иллюзорной опасностью лишиться всего достигнутого, если три ворвавшиеся в крепость сотни не смогут удержать плацдарм, лишившись поддержки пегасов. Секретность и риск, риск и секретность…

«ЖЕРТВЫ» — буркнул мой симбионт, впервые за несколько дней подавая голос у меня внутри – «НЕ СТОИТ ТОГО».

Вновь сделав круг над крепостью, я начала планировать было вниз, затем вновь набрала высоту. Что же делать…

«Плацдарм» — прошептал грассирующий голосок, и я буквально услышала, как невидимый язычок облизывает аккуратные клыки – «Если Грифус о нем узнает, твои три тысячи пони покажутся тебе каплей в море. И уже тебя будут выскребать отсюда, словно улитку из ее раковины. Рискнешь?».

«Что же делать…».

Мне показалось, что где-то впереди я уловила быстро стихнувший крик – очередной пегас отправился на последнее свидание с землей. Что ж, вот теперь решение пришло быстро.

— «Шот! Отставить стрельбу! Поднимай своих, и в воздух!».

— «Легат?» — удивился кофейного цвета пегас, опуская свой самострел, которым он так увлеченно щелкал, совсем позабыв про командование своим сводным отрядом из нескольких пегасьих клиньев. Мне бросился в глаза рисунок из сложенных стопкой, трех золотых монет, выжженных на его оружии, один в один повторяющих его метку – «Но мы же решили, что самострелы…».

— «Поднялся в воздух и помог нашим, идиот!» — прорычала я, быстрым броском крыльев оказываясь возле него. Увы и ах, парение в воздухе мне было так же недоступно, как кирпичу – полет, поэтому я пронеслась мимо, сердито пыхтя и обдав его порывом ветра, заставив заполошно отшатнуться от моих молотящих воздух порхалок. Поняв, что зарвался, он быстро-быстро закивал, и зычным ревом принялся собирать своих подчиненных, с удовольствием лупивших по стенам и двору, не жалея таких дефицитных болтов. Похоже, что разобравшись в новом способе ведения боя, пегасы с энтузиазмом восприняли идею победы без прямого столкновения с врагом. Что ж, я могла бы их понять, ведь вместо круговерти воздушного боя, в котором каждый взмах крыла, быть может, приближает тебя к гибели – противника или твоей – я предложила им едва ли не детскую игру по сбиванию бутылочек или кеглей. Они падают где-то там, далеко, совершенно не страшные и не опасные… И почти совсем не кричат. Услышав зов рожка, легионеры закрутили головами, с трудом отрываясь от увлекательного занятия по растрате наших запасов болтов, и принялись нехотя подниматься в небо, перестраиваясь в боевой ордер[6]. Нам с Шотом понадобилось поорать, раздавая живительных пинков, подгоняя вздумавших лениться крылатых тварей, и к тому моменту, как я спустилась вниз, решив лично возглавить удержание захваченного плацдарма, ситуация поменялась на диаметрально противоположную.

Мы отступали.

Увы и ах, командир гарнизона был отнюдь не трус и вовсе не дурак, и уж совсем не походил на лубочный образ грифоньего магната – глупого, жирного птицекота, трусливого милитариста, скрывающегося за ножами и кинжалами многочисленных прихвостней, каким рисовала его пропаганда. Защитники крепости быстро соотнесли хлопки самострелов с падавшими вокруг товарищами, и быстро отступили в донжон, но теперь, убедившись в том, что опасность быть нанизанным на окованный сталью колышек миновала, они не стали отсиживаться в башне, давая нам возможность ее осадить, а бросились в атаку, демонстрируя захватчикам крепости выучку и редкую слаженность действий.

Выпрыгивающие из дверей и окон башни, грифоны не стали повторять ошибки своих товарищей, тела которых густо устилали внутренний двор, а попросту перелетели через строй легионеров, мгновенно сцепившись с копейщиками, шедшими в третьей шеренге. Я содрогнулась, даже отсюда, с высоты, звон и скрежет кинжалов и коротких сабель по стали доспехов и кольчуг. Нет, не зря я настаивала на этих тяжелых, давящих, неподъемных для прочих видов и рас сегментарных доспехах, укрывавших наших пехотинцев от носа до паха – первые, да и последующие удары канули втуне, придясь по пластинам лорик и кольчужным юбкам. Отбросив ставшие бесполезными копья, копейщики сцепились с набрасывавшимися на них грифонами, оставив при этом без защиты щитоносцев, перед которыми возникли две одоспешенные фигуры – командующий гарнизоном решил лично почтить своим присутствием нападающих, и тяжелые мечи грифоньих риттеров с грохотом прошлись по темно-красным щитам.

— «Тваюжмать!» — скороговоркой выпалила я, складывая крылья, и с грохотом обрушиваясь на ближайшую кучку грифонов. В запале боя высота показалась мне совсем небольшой, но острая боль, резанувшая копыта, и хрип странно хрустнувших подо мной тел быстро дал мне понять, как я ошибалась. Распластавшись на лежавших подо мной недвижимо телах пернатых птицекошек, я со стоном собрала в кучку свои конечности, чувствуя отвратительную, постреливающую боль в плечах и бедрах – нет, нужно было заканчивать с этими эффектными, но совершенно глупыми акробатическими этюдами, пока я и впрямь себе чего-нибудь да не сломала. За множеством забот, я так и не удосужилась узнать, умеют ли врачи разноцветного народа лечить сложные переломы трубчатых костей без магии, а выяснять на своей шкуре это было бы куда как глупо, поэтому я даже немного порадовалась, когда, зашипев от боли, смогла брыкнуться, ощутив на задних ногах чьи-то когти, впившиеся в ногавки, и попытавшиеся сорвать их с меня вместе с большей частью шкурки. Копыта врезались во что-то жесткое, спружинившее на мягком, и чужая лапа соскочила с моих ног, вместе с хозяином отправившись в недолгий полет на плиты двора. Подорвавшись, я едва не споткнулась, когда мои ноги скользнули по барахтающимся подо мной телам, и все-таки полетела на камни, когда чья-та крючковатая лапа все же достала меня, звонко чиркнув по нащечнику коротким, но острым лезвием, заставив меня в очередной раз покрыться мурашками от звука стали, скользящей о сталь.

Забавно, что я категорически не помнила, успела ли я уже пожалеть о том, что оставила Когти Луны в обозе, или еще нет.

Времени на сожаления, однако, не было – увидев алый плащ и высокий гребень на шлеме, и без того заставлявшие меня чувствовать себя попугаем, грифонья свора развопилась, и не слушая гортанных взвизгиваний своих риттеров, все еще разносивших нашу стену из щитов, полезла вперед, как наскипидаренная, пытаясь при этом обязательно ткнуть в меня чем-нибудь острым. Какие уж тут мурашки – я покрылась холодным потом, несколько раз получив в бок скрипнувшими по броне лезвиями, и мысленно послала в известном направлении Вайт Шилда, старательно культивировавшего среди своих гвардейцев культ умелого воителя, презирающего доспехи. Если бы не моя лорика сегментата, усиленная кольчужной подкладкой и поддоспешником, меня бы уже давно настрогали ломтями, как фаршированного кролика, коими, как я слышала, любила лакомиться грифонья знать.

«Глупости какие-то в голову лезут» — содрогнувшись от очередного удара, я выбросила вперед ногу, достав кого-то по клюву кромкой копыта. От страха, а может, от связанного с ним возбуждения, мой рот наполнился слюной, а копыта затряслись так, что я с трудом удержала в них короткий клинок, вывалившийся мне под ноги изо рта очередного легионера, упавшего под весом навалившихся на него птицекошек. Зажав под бабкой скользкое от слюны и крови оружие, я шагнула вперед, несколькими быстрыми взмахами заставив отступить парочку наиболее назойливых ваза, уже верещавших в предвкушении заслуженной добычи. Нет, пожалуй, идти в бой при всех регалиях, словно древние римляне, было не такой уж и хорошей идеей, что бы там ни говорил мне Хай. С другой стороны, бои холодным оружием велись вплотную, грудь на грудь, и сморгнув повисшие на ресницах капли пота, я вновь двинулась вперед, смешавшись с толпой таких же грязных, хрипящих, воняющих потом и страхом легионеров, отличавшихся от своих противников разве что наличием стали на плечах, да отсутствием распяленных в крике клювов. Только форма, только доспех, только цветастые гребни и туники, выглядывавшие из-под края сегментарных доспехов, позволяли разглядеть своих в круговерти копытопашной схватки, и я убедилась, что опцион не подвел – увидев высокий продольных гребень, земнопони воспряли духом, и схватка закипела с новой силой. Пятившиеся назад вольно или невольно замкнули круг, натолкнувшись на десяток пони, вместе со мной буйствующих в тылу отступавших шеренг, и раздираемый до того на части, строй превратился в кособокое каре[7], принявшееся упрямо отбиваться от наседавших грифонов. Наверное, только сейчас я могу признаться себе, что до самого конца не знала, смогу ли вновь, как когда-то, воткнуть лезвие тесака[8] в живую плоть бросавшегося на меня грифона, и долго, очень долго пыталась кое-как отбивать удары его сабельки, которой тот владел с достаточным для новичка проворством, взблескивая своим оружием возле моего шлема после каждого второго выпада. Но все, как водится, решил случай – очередной короткий взмах, заставивший меня зажмуриться блеск – и острая боль, резанувшая правое ухо. Вскрикнув, я подалась вперед, и вместо того, чтобы отступить назад в строй, приняла на грудь очередной удар торжествующе взвизгнувшего противника, и не глядя, ткнула куда-то вперед тяжелым, исцарапанным лезвием тесака, в запале боя думая уже не о моральных терзаниях и едва ощутимом треске вспарываемой плоти, а о крови, обильно орошающей мою голову и шею. Горячие струйки быстро натекли мне в ухо, заставляя периодически дергать головой, а холод, охвативший одно из моих развесистых ушек-лопушков, вызвал самую настоящую панику – в моих мыслях я уже успела закричать, заплакать, исстрадаться и все-таки принять тот факт, что я теперь стала еще уродливее, лишившись одного уха. Нарисованная в мыслях картина «одноухой бандитки» едва не заставила меня поседеть, и в следующую грифонью пасть одолженный мной тесак ткнулся уже безо всякого сожаления, остановившись только когда гарда оружия целиком ушла в распахнувшийся клюв.

— Держись, Легат! – рявкнул кто-то у меня над пострадавшим ухом, и следующий грифон получил свои заслуженные сантиметры стали прямо под мышку, пока пытался вырвать из моих лапок ставший скользким и неподъемным тесак. Оттолкнув от себя забившееся в судорогах тело, я попыталась мазнуть ногой по глазам, но только еще больше размазала по морде кровь и жгущий глаза пот. Оглянувшись, я заметила своего тубицена – прошмыгнув вслед за мной в ворота, он забросил свой инструмент на спину, и теперь с увлечением рубился с наседавшими на меня грифонами, пробравшись ко мне под бочок. Первый вал грифоньей контратаки захлебнулся, и взбодрившиеся легионеры решили продолжить экскурсию по крепостному двору – каре за моей спиной качнулось раз, затем другой, и медленно поползло вперед, под громкие выкрики кентурионов, и согласное уханье легионеров, словно на тренировках, отсчитывающих каждый шаг.

— «Навалииись!».

— «УУУУУУХ!» — строй на выдохе мощно качнулся вперед, с грохотом переставляя тяжелые скутумы, укрывавшие стоящих за ними пони едва ли не по макушку шлема.

— «Навалились!».

— «УУУУУУХ!» — подобранные с земли копья, хотя и поредевшие, заставили риттеров сбавить темп, и отскочить, переходя в глухую защиту. Длинные мечи, удерживаемые крючковатыми лапами, срубили еще несколько копейных оголовий, но очередной, слитный удар заставил одоспешенных птицельвов ретироваться к башне, возглавив героическую ретираду оставшихся в крепости грифонов. Мне трудно было сказать, почему они не решились попросту улететь, оставляя нас с носом на загаженных, залитых кровью плитах крепостного двора – быть может, они опасались, что неведомые стрелки все еще находились где-нибудь неподалеку, только и поджидая появления в воздухе неуклюжей, облаченной в давящие доспехи грифоньей туши, а может, просто не собирались сдаваться, понадеявшись на скорый подход подкреплений. Второе показалось мне более вероятным – толкнувшись в толстую, забранную стальными полосами дверь, легионеры несколько поостыли, оценив как толщину преграды, так и небольшие оконца, проходящие по всему периметру первого этажа, в которые тотчас же высунулись короткие, острые копья.

— «Оцепить башню!» — стаскивая шлем, проорала я, сердито звеня обрывком цепочки. Времени на отстегивание проклятого крючка у меня не было, и я с наслаждением протерла глаза какой-то не слишком свежей тряпицей, размазывая по морде соленую влагу – «Проверить второй и третий ярус – там должны быть выходы на стену! Заблокировать этих гадов и ждать! Эй, Кнот, у меня ухо вообще?..».

— «Ухо?» — земнопони передернул спиной, умащивая на ней свою тубу, и внимательно уставился на меня, недоуменно вскинув брови при звуках моего вдруг охрипшего голоска. – «Уууу, большой порез. Давай забинтую!».

— «Совсем оттяпали?!» — вновь расстроилась я, ощущая, как в уголках глаз закипают злые слезы – «Ssuki! Vseh k huyam poreshayu!».

— «Эй! Я не гово…».

— «Меч!» — совсем не героически взвизгнула я, расталкивая осаждавших дверь легионеров. Я ощущала, что еще немного – и все напряжение этого дня выльется из меня потоком злых слез, что было бы последним, что я могла бы сделать перед доверившимися мне пони. Но клокоча от бешенства и горя, я твердо решила, что виновные в случившемся уже никому и никогда не должны были об этом рассказать.

— «Меч, мать вашу!» — встав рядом с дверью, из которой неугомонные пони уже вырубили несколько досок, я протянула копыто, и не глядя схватила подставленную мне железяку, впрочем, едва не уронив поданную мне рельсу на камень двора. Переведя глаза с двери на собственную ногу, я углядела здоровенный полуторный меч одного из грифоньих риттеров, брошенный, по-видимому, при спешном отступлении в башню. Немного длиннее обычного прямого меча, он был довольно удобен, а рукоятка его была достаточно толстой, чтобы без проблем ложиться под бабку понячьего копыта, а также удобно устраиваться в закованной в сталь лапе грифона. Тяжелое оголовье уравновешивало оружие, судя по проверке покачиванием на ноге, смещавшее центр равновесия куда-то в область верхней трети клинка, а лезвие было заточено лишь на небольшом участке, у самого острия.

«Даааа… О таком я только слышала. От Куттона».

«А теперь и увидишь. Эти птенчики кажутся отъявленными рубаками. Не боишься крылышки опалить?».

«Мне отрезали ухо! Отрезали! Ухо!» — разговор с голосами, звучащими в голове, был плохим прогностическим признаком, но я не могла не ответить на этот наглый выпад своего подсознания, решившего вдруг обрести независимость внутри моей черепушки. После первого же удара в дыру просунулось жало копья, и мне пришлось проявить недюжинную сноровку, уворачиваясь от хорошо наточенного острия, чиркнувшего по моей броне. Еще бы левее – и было бы больно…

 — «Таран!».

— «Может, осадим и подождем?».

— «Еще чего! Может, еще и спляшем тут, у костерка?!» — зарычала я, оглядываясь на столпившихся позади меня легионеров в попытке понять, кто там у нас завелся такой умный – «Тащите таран! Вышибем эту дверь k heru!».

— «Эй, вы слышали Легата! Ты, ты и ты — тащите бревно!».

— «Вот и правильно!» — проворчала я, глядя как назначенные кентурионом деканы поскакали выполнять поручение, согласно заведенному распорядку, не забыв прихватить с собой еще десяток подчиненных. Таран обнаружился там, где его и оставили – возле ворот, и уже через несколько минут дверь содрогнулась от мощного удара расщепленного бревна.

— «Навались!».

БУММММ.

— «Навались! Не жалей!» — встав сбоку от двери, между двух окошек, я подняла тяжелую железяку, и лупила ей по каждому копью, очень быстро обкорнав все навершия, которыми защитники донжона пытались отогнать штурмующих от дверей.

БУММММ.

— «И еще разок!».

— «Стоооой! Вартен Зи!».

— «Чего?!» — вновь вскипела я, услышав доносящийся из почти доломанной двери хриплый клекот – «Командирен УшкенОтрезайтунг, унд абштрайфмессер в бокен тык-тык! Майне ухен! Майне либе ушкен! Сукишегандонен! Сракенразъебайтунг унд НаколПосадирен нах!».

Абсолютно машинально выданной мною фразой заслушались все. Опустив бревно, легионеры переглянулись, и уже открывали рты для того, чтобы выяснить, что же именно имела в виду их перепачканная кровью командир. За дверью, до того подпираемой чьими-то одоспешенными телами, тоже наступила тишина, и копья, до того настойчиво тычущиеся в наши бока даже лишенными наконечников древками, втянулись внутрь, пока их владельцы настороженно переваривали мои дикие визги.

— «Ну, чего встали?!» — смутившись, зарычала я на раззявивших варежки подчиненных – «Орбайтунг! Снести эти доски вместе с ублюдками внутри! Шнель!».

— «Цтойте ше! Их гибе ауф!» — услышав последний приказ, вновь заволновался невидимый собеседник — «Мы цдаемса!».

— «Сдаетесь?! Так просто?!» — несмотря на облегчение, отразившееся на мордах легионеров, вновь остервенело зарычала я, в ярости огрев мечом ни в чем не повинный таран – «Что, едритунгДрочер вашу арш, обгадились?! А кто мне за ухо ответит?».

— «Кхем… Легат…».

— «Ломайте дверь!».

— «Легат! У тебя ухо оцарапано!» — громким шепотом, «по секрету», сообщил мне кто-то из Первой – «Большая царапина. А может, мы их там запрем, и когда они от голода ослабнут...».

— «Тогда я скормлю им тебя!» — ойкнув, непрошеный советчик отскочил, получив копытом по торчащему из шлема уху – «Ломайте дверь! Я очень хочу пообщаться с их командиром, и отрезать кое-что ему! Взамен моего уха!».

— «У крифоноф нет ухоф!» — надсадно каркнули из башни – «Их гибе ауф! Мы сдаемса!».

— «Не представляю, что этот полудурок там орет» — заколебавшись, буркнула я. В ожидании моего решения, легионеры опустили тяжеленное бревно, для удобства, снабженное ременными петлями для зубов и шей. Сверху, над крепостью, послышался залихватский посвист пегасьих крыльев, буквально через несколько секунд сменившийся громкими хлопками – это наши доблестные летуны возвращались с битвы среди облаков – «Примипил! С чем пожаловал? Грифоний, между прочим, знаешь?».

— «Конечно же нет!» — демонстративно надулся Хай, не забывая, впрочем, гордо выпячивать грудь, словно токующий на помойке голубь. Что ж, я могла его понять – в этот день мой друг и соратник впервые командовал настоящим воздушным сражением, причем будучи в первых его рядах. Победу при Дарккроушаттене этот упрямец по-прежнему приписывал моему спонтанному рейду по грифоньим тылам – «Это твоя прерогатива, Легат. Мы же пегасы простые, наукам не обученные… Кстати, грифоны разбиты в пух и прах! Только перья в воздухе и летают! Наши сейчас пленных берут, и следят, чтобы никто не убежал».

— «Хорошо. Молодцы! Все молодцы!» — криво усмехнулась я, стараясь как можно незаметнее вытереть взмокнувшую голову грязным краем нелепого плаща. Переглядывавшиеся пони восторженно взревели, в то время как за дверью раздались злые, отчаянные птичьи голоса. Наконец, обломки двери с треском вывалились на плиты двора, и из дверного проема осторожно высунулась закованная в сталь грифонья голова, обозрев направленные в ее сторону копья.

— «Их гибе ауф! Мы сдаемса!» — вновь повторил риттер.

— «Вот, слышал? Твердит эти пять слов, как попугай» — пожаловалась я, поудобнее перехватывая полуторник, лежащий у меня на плече – «А самое главное, никто его понять не может».

— «Ну, что такое «Мы сдаемся», честно говоря, не знаю. Грифоньего не учил» — язвительно скривился мой дражайший примипил. По его примеру, пегасы коротко взмахивали крыльями, давая охладиться разгоряченным телам, и очень быстро вокруг запахло самой настоящей конюшней – «А что же до первой фразы… Думаю, он хочет вызвать тебя на дуэль. Или сожрать, как ты выражаешься, со всеми потрохами».

— «Это оцначает «Оцтанофитесь!». И фы прекрацно снаете, што это цначит!» — с ненавистью проклекотал тяжело ступавший грифон. Увидев нацеленные в его грудь копья, он сощурился, и с высокомерным, не соответствующим ситуации видом оглядел стоявших перед ним пони – «Ну, кому я толшен оттать цвой меч?».

— «Эммм…Можете кинуть его вот сюда, где почище» — насторожившись, я повела глазами по сторонам, и улучив момент, погрозила копытом подчиненным, засевшим на стенах с обеих сторон башни для того, чтобы не дать выскользнуть грифонам через дополнительные выходы и окна, а не затем, чтобы с интересом пялиться на двор. Учишь их, учишь, а толку – чуть! – «Так значит, вы капитулируете?».

— «Потчиняюс групой циле!» — гордо провозгласил риттер, с глухим звоном швырнув свой меч на землю. Вслед за ним, меч бросил и его соратник, так и не поднявший забрала длинного, похожего на вороний клюв, шлема. Туда же полетели короткий и толстый кинжал, клевец[9], а также шипастые налапники от доспехов. Побросав перед собой орудия смертоубийства, грифоны подбоченились, и принялись высокомерно оглядываться вокруг, что-то внимательно высматривая на щитах окружавших их легионеров.

— «А по-другому вы и не умеете» — буркнула я, вдруг почувствовав себя крайне глупо со всей этой позой победительницы, и здоровенным дрыном рессоры[10] на своем плече – «Только сила, только принуждение. Эй, Кнот! Ты тут вроде рвался погеройствовать, в бой летел, как на обед? Вот и займись чрезвычайно опасной работой – пленных раздеть, охранять, буде захотят убежать – прибить, или хотя бы покалечить. Все понял?».

— «Сделаем, Легат!» — вытирая кровь с рассеченной в нескольких местах морды, скривился тубицен. Земнопони явно не горел желанием заниматься работой кентуриона или декана, но благоразумно оставил свои желания при себе – «Сымай доспехи, грифонятина! Все, закончилась для тебя война!».

— «Преште чем ты тотронешьца то меня цвой копыто, я кочу цнать герб фсяфшей нац ф плен!» — высокомерно проклекотал риттер, делая шаг назад. Его соратник сердито вскурлыкнул под своим забралом, словно водой в тазике булькнул – «По цаконам риттероф, я имею на это прафо!».

— «Нет у нас герба иного, нежели солнце с луной!» — буркнула я, поворачиваясь к Хаю. Посреди двора кто-то из Первой уже воткнул знамя Легиона между разбитых камней, и натолкнувшись взглядом на квадратное полотнище алого цвета, я бездумно ткнула в него ногой – «Тебя, риттер, как и твоих соратников, пленил Эквестрийский Легион. Мы тут все пони простые, даже грубые, местами даже необразованные, поэтому не пытайся вопить тут про свой кодекс, мы о нем даже в книгах не читали. Так что сбрасывай броню — иначе снимем сами, но уже не так нежно».

— «Цахвачены ф плен пейцанами! Какой посор…» — пробормотал грифон, с ненавистью глядя на облегченно ухмылявшихся пони – «По крайней мере, я не нуштатьца ф цвязываний – я не упегу!».

— «Ну да, ты улетишь, считая что «пейзанам» клятвы можно и не давать, а если даешь – то нарушать беспрепятственно!» — фыркнула я, обводя глазами сновавших вокруг пегасов. Горячка боя закончилась, и кентурионы выбивались из сил, пытаясь побыстрее доставить в крепость всех раненых, которыми должны были заняться наши медики, вместе с обозом втягивавшиеся в проломленные створки ворот. Мы атаковали крепость с ходу, не подготовив полевой лагерь, поэтому Грим Стоун совершенно верно рассудил, что внутри наши повозки будут в гораздо большей безопасности, нежели в холодном лесу – «Кнот, какого хрена он все еще выносит мне мозг?! Раздеть, обобрать, связать и сторожить! Ясно?».

— «Будет сделано, Легат!».

— «Вот и ладушки…» — пробурчала я, протягивая копыто к покалеченному уху, но вовремя остановилась. Пусть я теперь и калека, обреченная на вечные страдания и насмешки окружавших меня пони, но абсцесс или флегмона никак не помогли бы мне смириться с потерей очередной частички моего организма. Стоявшие вокруг пони понемногу рассасывались по замку, принимаясь обыскивать в нем каждый уголок, пока скрипевшие фургоны занимали свои места вдоль стен, и выпрыгивавшие из них единороги, с ходу, принимались вышвыривать на загаженные плиты большие тюки материи, готовясь устанавливать палатки, в которых должен был быть развернут полевой госпиталь. Да, у всех была своя работа, как и у меня, поэтому Хай лишь нервно усмехнулся, слыша мой глубокий вздох, с которым я поднялась в воздух, и пошла кругами над крепостью и ближайшим лесом, готовясь оценить весь масштаб той заварухи, в которую я втянула созданный мной когда-то Легион.

И цену, которую нам пришлось заплатить за каждый кусочек этой проклятой богинями земли.

---

— «Легат! Тут этот грифон на допрос просится!».

— «Прям так и просится?» — подняв глаза от списков, накарябанных неразборчивым, а иногда и не-читаемым почерком деканов и кентурионов, я утомленно посмотрела на Минти, заглянувшую в штабную палатку.

— «Ну… Он сказал, что хочет видеть ту, кто его захватил».

— «Перехочет» — устало прошипела я, переводя взгляд на язычок свечи, надеясь, что яркое алхимическое пламя хотя бы на время заставит слезящиеся от недосыпа глаза распахнуться пошире. Не вышло, но за это я была вознаграждена несколькими минутами созерцания разноцветных кругов, плавающих под крепко зажмуренными веками. Очнувшись от деликатного покашливания салатовой пегаски, я с неохотой вернула запрокинутую голову на прежнее место, с неудовольствием уставившись на бенефикария – «Ну, что еще, а?».

— «Сильно просится. Прямо кричит».

— «Знаешь, Минти, я почему-то не слышу его криков» — буркнула я, просто не зная, что еще сказать, и просто мечтая упасть и уснуть, тут же, под низким походным столиком, среди карт и бумаг – «Зато вдоволь наслушалась наших раненных. Может, отрезать ему что-нибудь, и поместить его в общую палатку? Поглядим, как он тогда запоет, и чего потребует, кроме обезболивающих! Как ты думаешь, это было бы справедливо?».

— «Ну, мне кажется, что не очень…».

— «Я не могу уснуть. И не из-за каких-то кошмаров, представь себе» — не слушая бенефикария, продолжила я, слепо глядя на пламя свечи. Уже не моргая, и не ощущая дискомфорта от яркого света – «Скорее, из-за тщетной надежды, которую приносит каждая ночь. Когда я вновь там, в небе, делаю выбор. И каждый раз пробую что-то новое. И каждый раз, когда мне кажется, что у меня получилось – я просыпаюсь. Ну, конечно же, с твоей помощью, ясное дело. Но там, там еще нет наших раненных и покалеченных. Нет погибших. Нет лишившихся крыльев и ног, глядящих на меня с немым укором».

— «Это неправда!» — аж подпрыгнула салатовая пегаска, заходя в палатку, и запахивая поплотнее полог, прикрывающий вход. Раздолбанные ворота устроили в этом месте неплохую проточную вентиляцию, и парусиновые стены негромко вибрировали под порывами зимнего ветра, к ночи, украсившего развалины крепости первой наледью и тонким снежком – «Никто бы тебе такое не сказал!».

— «Но они об этом думают. Или ты считаешь меня полной дурой?» — пожав плечами, я протянула копыто, и погасила метнувшийся на сквозняке огонек – «Может, они боятся сказать мне это прямо в глаза, а может, просто не хотят. Но я сама слышала из уст одной из наших соратниц – «И зачем я вообще полезла в это дело?». Понимаешь ли, отрезвление приходит очень быстро, когда лежишь в лазарете и не знаешь, сможешь ли вообще когда-нибудь ходить без костылей или повозки. Сразу в голову приходят очень умные и своевременные мысли, а после них – сожаление о том, какой была дурой или дураком, что полезла туда, куда лезть было не нужно. Поэтому не нужно ездить мне по ушам, Минти, я уже слишком устала для этого… Ладно, как там разведка?».

— «Еще не возвращались» — насупившись, строптиво буркнула адъютант, глядя на меня исподлобья, словно примериваясь, как бы половчее боднуть своего истошно зевавшего командира – «И вообще, все это ерунда!».

— «Не ори. Примипила разбудишь. Ему опять весь день меня замещать».

— «Вот и ладно! Заместим!» — завелась зеленая пегаска, топая копытом по мягкому полу палатки – «А тебе нужно спать, Легат! Спать, а не сидеть тут, засыпая с открытыми глазами! Да и вообще, ты нас что, жеребятами считаешь? Мы уже взрослые пони, и сами можем за себя постоять! И за наши дома! И за города! Я вот, например, каждый день, по два часа с самострелом тренируюсь, и могу даже на лету уже палить!».

— «Ага. Можете, можете. Все вы моооооооооожете…» — не удержавшись, в голос зевнула я, с подвыванием щелкнув зубами – «Вот только все, что произошло – это не шутки. И виновата в этом только я. Притащила вас на эту войну…».

— «Значит, завтра сворачиваемся, и расходимся по домам» — фыркнула Минти, приоткрывая верхнюю часть стального, ребристого шара, похожего на блестящую шишку, отчего ее морда и грудь осветились фиолетовым светом полыхавшего в ней горюч-камня. Добавив в печурку парочку антрацитово-черных камней, она принялась тщательно зашнуровывать полог палатки – «Легат, ты бы уже завела себе ВиОу[11], а то все сама да сама… Может, прислать кого?».

— «Ты это Графиту предложишь!» — фыркнула я, доставая из укладки свой спальный мешок, и бросая его на охапку еловых лап, устилавших пол небольшого закутка, образованного двумя матерчатыми стенами внутри штабной палатки. Уставленная в центре крепостного двора, она была слишком большой, чтобы протапливать ее в течение всего дня и всей ночи, поэтому я решила прибегнуть к более простому средству, и с помощью пары запасных кусков палаточной материи соорудила себе небольшую лежанку, где и собиралась коротать длинные зимние ночи – «Кстати, как там наши раненные?».

— «Кентурион Стоун сказал, что без изменений».

— «Когда?».

— «Всего два часа назад» — покосившись на меня, пегаска остановилась у входа, топчась на месте, и не решаясь ни выйти, ни остаться со мной – «Ты же уже спрашивала. Всего час назад. Воля твоя, Раг, а тебе нужно поспать. Сколько ты уже на ногах?».

— «Это неважно!» — я собиралась грозно зыркнуть на зеленую язву, как и все «ветераны», начинавшие наш путь с единственной полусотни, наедине со мной быстро забывавшей про субординацию, но… Постель манила меня физически ощущаемым гулом, похожим на песню, призывая забыться беспробудным сном в облаке елового аромата, и я ощущала, что уже не могла противиться этому зову сирен – «Скажи Хаю… Или нет – разбудишь меня сама, когда прибудет обоз из Новерии. Слышала, бенефикарий?».

— «Все слышала. Сделаю» — буркнула та, с неодобрением косясь на мою тушку, с облегчением опустившуюся на захрустевшее подо мной, колючее ложе. По примеру Гвардии, таскавшей за собой внушительное количество скарба, мои подчиненные долго и скучно уговаривали меня занять лучшие комнаты крепости, сохранившиеся в донжоне, и использовавшиеся командующим грифоньей вольницей под собственные апартаменты, если уж я решила не создавать для себя отдельный обоз, и только сердито огрызались, когда я выставила их вон, потребовав заняться размещением в первую очередь раненных, легионеров и пленников, а не благоустройством отдельно взятой кобылы, наличие или отсутствие которой в войске не имело, по большому счету, никакого значения. Вот уже два дня я металась по окружающим лесам, с помощью моих северян организуя систему дозоров в лесах, и пегасьи патрули в небе, осматривая раненных и хороня погибших. Последних, хвала богиням, было немного – получив ранение, пегасы слабели и начинали планировать в сторону наших позиций, успевая выйти из боя, поэтому наши потери ограничились всего десятком разбившихся и умершим от ран. Однако тем же приемом пользовались и грифоны, но этим повезло гораздо меньше, и после стального ливня, обрушившегося на внутренний крепостной двор, количество убитых превысило едва ли не треть от всего гарнизона. Раненных было больше – среди пернатых не осталось, наверное, ни одного, кто не носил бы на себе отметин от наших тесаков, копий и самострелов, так что помощь пришлось оказывать и им. Как обычно, единороги сбивались с ног, литрами поглощая сладкое варево из меда и кукурузной муки, таким образом восстанавливая свои силы, и вновь принимались звенеть своей магией, исцеляя мелкие и не слишком тяжелые раны. Тяжелораненных, коих набралось под две сотни, мы уже сутки назад отослали обратно в Новерию, где ими должны были заняться опытные врачи из числа тех, что не имея военной подготовки, все же решили откликнуться на зов командующего Шилда, и вот теперь я буквально изводила себя и окружающих, ожидая прибытия воздушного обоза и патруля, высланного им навстречу.

Дождаться не удалось. Несмотря на загруженность работой, которую я не пожелала скинуть на плечи и спины помощников и подчиненных, несмотря на все беспокойство, я не смогла оставаться на ногах, и к исходу третьих суток, прошедших после захвата крепости, уснула. Несмотря на всю усталость, мой сон ничем не напоминал ту темную яму без сновидений, в которую каждый раз проваливался Дух, возвращаясь после бессонных дежурств – вместо отдыха я окунулась в мир бешеных схваток, полетов над лесом и скоротечной резни в облаках. Мертвые стояли стеной вдоль границы леса, жуткими взглядами следя за горными вершинами, среди которых лежала моя цель – именно к ней мы неслись, обгоняя друг друга. Именно к ней нас тянуло, словно магнитом.

И именно там кого-то из нас ждала неминуемая гибель.

Всхрапнув, я вскочила на постели, бессмысленно глядя перед собой. Моя нога уже шарила по коврику возле лежанки, вместо Когтей, каждый раз натыкаясь на какую-то чашку с холодным варевом, липкими пятнами покрывавшим изголовье постели. Снежинка упала мне на нос, заставив громко, с подвыванием, чихнуть, отчего голоса за матерчатой стенкой, вот уже какое-то время гудевшие на фоне суеты, поднявшейся в нашем временном лагере, притихли. Отброшенная обратно на захрустевшие еловые лапы, я притаилась, разглядывая двигавшиеся по материи тени, отбрасываемые входившими и выходившими в палатку пони, пока не заметила чей-то желтый глаз, внимательно разглядывавший меня через щелочку в импровизированных занавесях.

— «Она проснулась!» — прошипел голос Минти, и вскоре, я была вынуждена натянуть одеяло до самого носа, спасаясь от нескромных взглядов подчиненных, распахнувших полог моего закутка. Вся эта сцена настолько напомнила мне пробуждение в посольстве на окраине Надиры, что я невольно скосила глаза, припоминая, где тут мог бы находиться запасной выход.

— «Попробуете надругаться – выброшусь из окна!».

— «Наверное, это какой-то побочный эффект» — пробормотал Хай, появляясь из-за занавеси, и внимательно оглядывая мою скукожившуюся на кровати фигурку – «Эта фраза после Камелу мне сниться будет. Раг, ты в порядке?».

— «А я что, выгляжу так, словно я не в порядке?» — с постепенно усиливающимся подозрением осведомилась я, наливаясь какой-то нехорошей злобой и крайне неприятным предчувствием – «И что, меня разжаловали из Легатов? Вот и чудненько! Теперь хоть отосплюсь как следует! Но перед этим…».

— «Эй-эй-эй! Не так быстро, хорошо?» — выставил вперед копыто Хай, видя, как я выбираюсь из койки – «Нам и вправду интересно, как ты себя чувствуешь. Все в порядке… Правда?».

— «Ты так считаешь?» — оказавшись рядом с ним, я очень нежно положила копыто ему на шею, отчего жеребец дернулся, и постарался отстраниться – но увы ему, держала я крепко, более-менее представляя себе, где нужно нажать, чтобы твой «заклятый друг» преисполнился неподдельного внимания к твоим словам – «Проснуться от того, что на тебя смотрят как на порно-диву твои бывшие соратники, не кажется мне ­таким уж нормальным! А ты вот как считаешь?».

— «Эй… Мы беспокоились о тебе!».

— «Спасибо. А зачем?» — поинтересовалась я у все больше и больше кривившегося примипила – «Точнее, «почему», но более правильным было бы использование другого слова. Что вдруг случилось? Поверь, я больше не собираюсь просыпаться связанной по крыльям и ногам, так что веревочки эти вы притащили очень даже зря».

— «Это не для тебя. Это для дела!».

— «Для какого же?» — поинтересовалась я, поворачиваясь к стоявшим у входа кентурионам, за спинами которых я заприметила пару северян и какую-то новую, незнакомую мне пони. Укрытая чем-то, издалека напоминающим шкуры, она настороженно косилась на меня из-за бронированных спин, периодически встряхивая каким-то амулетом – «Эй! А ну-ка, брось эту гадость! Быстро!».

Трясунья тотчас же испарилась.

— «Слушай, Легат, заканчивай уже!» — наконец, рассердившись, захрипел Винд, резким ударом копыта сбрасывая со своей шеи мою ногу – «Достаточно уже нас пугать своими похождениями, ладно? Я ведь не просто так спросил тебя, в порядке ли ты, и хорошо ли себя чувствуешь, верно? Или я тут частенько воздух понапрасну сотрясаю?».

— «Да нет, в общем…» — отступила я, мысленно признав его правоту – «Слушай, примипил, извини. Точнее, прости меня, Хай. Я и вправду не хотела... Просто проснулась с дурным настроением».

— «Все, мы со всем разобрались. У Легата было дурное настроение, ясно?» — убедившись, что командиры Легиона не собираются устраивать мордобой, офицеры потянулись из палатки, косясь и переговариваясь на ходу – «Мы не просто так к тебе вломились. В конце концов, кто знает, что это была за дрянь, которой они тебя напоили…».

— «Кто, прости, меня напоил?».

— «Видящая. Я не знаю, где они ее откопали, но после того, как тебя вывели из подвала, эта твоя десятница что-то долго им втолковывала, после чего уже через полдня они притащили на носилках эту самую «видящую», которая и принялась варить тебе какую-то гадость».

— «Так, погоди» — отстранившись от напрягшегося Винда, вновь ощутившего на загривке мою ногу, я непонимающе обвела глазами палатку. Пони ушли, однако что-то в окружающем меня пространстве изменилось, что-то помимо жаровни, которой, как я точно помнила, еще вчера тут явно не было. Я распорядилась отдать их все для обогрева помещений, где находились наши раненные бойцы – «Ты не мог бы рассказать мне все по порядку? Что за подвал, и зачем я вообще туда полезла? Мы вроде бы туда всех пленников согнали?».

— «Именно. Хотя перед этим, давай-ка я свистну, чтобы нам принесли чего-нибудь пожевать. На голодный желудок такое рассказывать вредно».

«Да уж» — думала я, слушая рассказ примипила — «Это еще хорошо, что меня прям там не скрутили. Надо же было до такого додуматься! Однако север действует на меня каким-то очень странным образом».

По словам Хая выходило, что грохнувшись спать, я так и не смогла уснуть – впрочем, как и в предыдущие дни и ночи – отправившись шататься по лагерю. Судя по докладам, я вела себя как обычно – хвалила и отчитывала, выслушивала рапорты и просьбы, нашла у кого-то тщательно припрятанный сидр и тут же его вылакала. В общем, вела себя как Легат. Встретила вернувшийся патруль, доложивший, что не нашли и следов обоза с раненными… После этого показания свидетелей разняться, но все сходятся в одном – выслушав их, я поперлась в свою палатку, откуда вскоре вышла с грифоньим мечом, и направилась прямиком в подвал. Зачем – неизвестно, но судя по крикам стражи и воплям грифонов, явно не для обсуждения условий капитуляции или разговоров о погоде. После чего меня скрутили и вытащили наружу, а уже к обеду следующего дня эти мохноногие притащили в лагерь свою Видящую».

— «Погоди-ка! Что значит «к обеду следующего дня»? Сейчас только утро!».

— «Ты спала три дня кряду».

— «Ой-йо…» — прошептала я, хватаясь копытами за голову. Новости, рассказанные мне примипилом обрушились на нее не хуже приличного мешка с мокрым песком – «Слушай, это что же, я опять…».

— «Да, похоже на то» — согласился Хай, усмехаясь чему-то в наметившуюся щеточку усов – «После разговора с тобой эта Видящая несколько раз порывалась сбежать, пока Грейп Рэйн ее не пристыдила, и принялась варить свой отвар. Не знаю, правда, зачем было кидать туда трупы умерших зверушек, но ты была явно не против».

— «Да что б нажористее вышло!» — внутренне содрогнувшись, рявкнула я – «И что, она сильно ее пристыдила?».

— «Да нет. Ей было трудно уговаривать ее, удерживая тебя тремя копытами из четырех» — сдерживая нервный смех, признался соломенношкурый пегас. Увидев мой дергающийся глаз, он постарался как можно незаметнее отодвинуть от меня подальше столовые приборы и даже посуду – «В общем, ей пришлось на тебя сесть, поскольку больше желающих держать тебя не нашлось. А те, что нашлись, к тому времени были уже в лазарете».

— «О богини! Что еще я наделала?» — уронив голову на стол, проскулила я. Теперь идея выйти из палатки с инспекцией уже не казалась мне такой уж привлекательной. Пожалуй, стоило забиться в самый дальний уголок и подождать, когда забудутся эти мои похождения лунатика, о которых я, между прочим, не имела ни малейшего понятия!

— «Вроде бы больше ничего…».

— «Хай, я приказываю!».

— «Знаешь, мне кажется, что тебе стоит прогуляться перед тем, как заниматься делами. Например, полюбоваться на дикие облака, за которыми никто не следит. Еще несколько дней назад светило яркое солнце, а теперь валит снег – при том, что мы их не трогали и даже не пригоняли из других районов!».

— «Примипил Винд! Докладывайте по форме!».

— «Ну… Ты написала письмо».

— «И все? Просто письмо?».

— «Ага. Принцессам» — упавшим голосом сообщил мне Хай, ковыряя вилкой прилипшую к столу травинку – «После того как переговорила с патрулем, и перед тем, как вышла из палатки. Мой бенефикарий сказала, что она расслышала как ты что-то бубнила себе под нос в процессе письма, но расслышала только несколько слов… Да и те неразборчиво».

— «Да что ты говоришь?» — прошипела я, уткнувшись носом в стол – «Неразборчиво, значит? МИИИНТИИИИИ!».

— «Эй-эй-эй! Ладно, она услышала пару слов. Хорошо, несколько слов. Но повторять я их не стану – «геноцид», «всех на мясо» и «вырву потроха» были самыми безобидными из них, понятно?».

— «Все равно я заставлю ее пересказать мне то, что я там успела нацарапать» — упрямо пробубнила я. Вокруг палатки нарастал дневной шум, щедро сдобренный визгом пил и грохотом молотков – «Надеюсь, отправить вы его не успели?».

— «О нет, еще как успели!» — пытаясь изобразить сочувственную мину, развел копытами Хай – «Ты лично проследила, чтобы гонец вылетел как можно быстрее. Но знаешь, мне кажется, сейчас для тебя это не самая большая проблема…».

— «Правда?» — вздернув себя на ноги, я свирепо уставилась на сидевшего напротив примипила. Не увидев ничего для себя интересного, я лишь фыркнула в ответ на его гримасы, и потопала в сторону входа, твердо намереваясь утопить нарастающее беспокойство в ворохе проблем, неизбежно накопившихся за все время моего отсутствия – «Тогда я пойду и найду себе проблему покруче! Вот и посмотрим, кто кого!».

— «Круче чем посланный по твою душу ликтор Ночной Стражи?» — обернувшись, я вытаращилась на соломенношкурого пегаса, вновь скорбно закивавшего головой. Мне почудилась, или в глазах своего старого товарища я разглядела злорадные огоньки? – «Увы, Скраппи, похоже, твое письмо дошло по назначению».

Не выдержав, я вывалилась из палатки, и застонав, грохнулась в самый большой и толстый сугроб, наметенный у входа за все дни моей недобровольной отлучки.

---

Чем обычно занят кот, когда ему нечего делать? Думаю, говорить о прописных истинах не стоит. А что делает начальник или командир, когда его голова не занята ворохом сиюминутных проблем? Правильно – начинает войну, учения или внеплановую проверку с последующей реорганизацией подчиненных ему войск, что зачастую страшнее самой войны. И именно этим путем пошла и я.

После взятия крепости и последовавшей за ней недели откровенного бардака, в котором я приняла самое деятельное участие, все понемногу устаканилось. Заморозки еще не успели проникнуть в глубину леса, и вскоре, на склонах холма развернулось строительство и обустройство лагеря, в котором нам предстояло провести все то время, пока сменяющие друг друга кентурии не закончат обустройство крепости, увы, все же не способной вместить в себя все три с лишним тысячи пони Легиона. Устраивать из укрепленного пункта ночлежку я тоже не собиралась, и на большом совете, развернутом спустя несколько дней после захвата Кладбища Забытого, вопрос обустройства лагеря встал для нас в полный рост.

— «Нужно обустроить тут зимний лагерь, а в идеале – и форт!» — горячился обычно сумрачный Стоун – «Как исполняющий в нашей банде обязанности врача, я вам точно говорю, что без надежной базы с зимними квартирами мы будем нести неоправданные потери от болезней и ран, и если в нормальных условиях мы могли бы помочь раненным или заболевшим, то в походе это, увы, невозможно! Иначе я реквизирую половину пегасов только под обоз с раненными!».

— «Эй! А почему это пегасов?!» — возмутился присутствующий на совете как заместитель своего брата Биг Шот. Кофейного цвета пегас с самого начала нашего совещания старался выглядеть опытным стратегом и замечательным тактиком, и тщательно следя за собственным реноме, существующим, правда, лишь в его воображении, постоянно вступался за несправедливо, по его собственному мнению, нагружаемых чужими проблемами пегасов – «У нас еще и земнопони есть! На них даже больше нагрузить можно! Мы – не рабочие…».

— «Заткнись, Шот» — рассердившись, я стукнула копытом по низкому столу, на котором лежали карты, прижатые по углам разложенными офицерскими шлемами – «Мне насрать, почему там Буши не смог прийти, и что за неотложные дела задержали его в патруле, но так ему и передай – я не намерена выслушивать вместо его предложений писк его зама, появившегося в Легионе без году неделя! Что за хрень вообще я слышу весь этот день?! Пегасы не то, пегасы не это… Если мы решим, так и нужники драить будете, в порядке общей очереди!».

— «У нас еще нет нужников…» — смутившись, буркнул притихший жеребец, быстро попытавшийся стать как можно более незаметным под пристальным взглядом примипила.

— «Организуем» — спокойно и ласково пообещал ему Хай, делая пометку в своем блокноте. Толстый, обшитый материей, он был снабжен универсальным карандашиком для зубного и копытного хвата, и на мой взгляд, был просто замечательным, уже несколько дней служа предметом моего вожделения. Хитрый пегас хранил его при себе, и мне никак не удавалось выкроить время, чтобы стянуть эту крайне привлекательную вещицу – «Вот лично тебе я это и поручу. Все понятно?».

— «Но…».

— «Хочешь что-то возразить, гастат?».

— «Нееееет…» — сдулся тот, глядя куда-то в сторону – «Как прикажешь, примипил».

— «Приказываю» — холодно кивнул мой друг. Да, заматерел Хай, и это становилось видно невооруженным глазом. Для этого уже не нужно было знать его много лет, чтобы понять, что он становился настоящим боевым офицером высшего звена – опытным, много повидавшим и не боящимся ответственности хоть за роту, хоть за батальон или полк. Он становился, если еще не стал, гораздо лучшим командиром, нежели я, и вместо деградации, явно сквозившей во всех моих последних приключениях, он только матерел и набирался полезного опыта, по сути, командуя Легионом все эти дни. Мысль эта неприятно кольнула меня, словно впившаяся в круп заноза, и была чертовски обидной, хотя и полностью справедливой. Да, что-то было не так в этом аморфном образовании, которое я рассчитала на тысячу с лишним земнопони и пегасов, что-то шло явно не так. Один за другим, кентурионы докладывали о состоянии дел в подчиненных им кентуриях, в то время как я продолжала обкатывать в голове пришедшую в нее мысль – не частое явление, тут я могла бы согласиться, но от этого не менее ценное. Говорившие уходили и заходили, сменяя друг друга, пока я спокойно, и даже апатично размышляла над новым открытием, отчего-то, пока не приведшим меня в ужас, как это было бы год или полгода назад. Да, что-то явно было не так в нашем отряде, из полусотни пони разросшимся до трех с лишним тысяч голов. Что-то шло явно не так…

«А ведь Тэйл был приставлен командовать пехотной кентурией» — начавшаяся оформляться мысль вильнула хвостом, словно рыбка, и вновь попыталась скрыться в глубине сиюминутных проблем. Продолживший развивать тему лагеря Стоун принялся долго и занудно перечислять неприятности, которые непременно должны были обрушиться на нашу голову без хорошо укрепленного места, где мы могли бы обеспечить его пациентам покой и уют. Хай с видом глубочайшего внимания кивал, внимая кентуриону, но судя по отложенному в сторону карандашу, откровенно скучал – «Но своим заместителем сделал брата, который командует почти полутысячей Мейнхеттенских новичков… Брррр, что за ересь! Ну и как тут нормально командовать? Нет, этот вопрос нужно решать, да побыстрее. Но без лагеря, на марше, в зимнем лесу, сделать это будет невозможно – скорее, я просто развалю даже ту кособокую систему, которая у нас есть сейчас. И которая годится разве что для сотни-другой, а не для целого полка. Все-таки мировоззрение и воспитание накладывали свой отпечаток, и пусть я лишилась той части личности, что была когда-то «настоящей» Скраппи Раг, по слухам, бывшей еще той мразью и ссукой, заместив ее душой моего старого друга, но именно его воспоминания и послужили причиной того, что этот отряд я формировала основываясь на принципах современного Древнему мира. Это там парашютно-десантный полк имел свою танковую роту, разведку, зенитно-ракетную батарею и даже гаубичный артдивизион, в то время как в этом новом мире, придушенное на корню, военное дело еще не дошло до таких изысков, и очень редко пегасы и земнопони сводились в одно подразделение.

Не говоря уже о единорогах».

— «А я говорю, что у нас слишком мало сил для того, чтобы совершать какие-либо походы!» — а вот и Тэйл явился. Забросил своих мохноногих подруг, вьющих из него веревки? Но нет, судя по грязи, которой он был покрыт с ног до живота, его кентурия и впрямь вернулась из разведки – «Дождемся приказов командования, и уж тогда начнем дергаться! У нас же еще даже лагеря нет, а приказ гласил коротко и ясно – захватить и закрепиться! На чем это мы тут закрепимся? На голых камнях?».

«Быть может, все дело в связи?» — мысль вновь вильнула в сторону, уходя из осторожно пододвигавшихся к ней копыт, пока мои глаза скользили по кентуриону. Раздался Буш, раздался. Отрастил длинные щетки волос на ногах, гриву начал заплетать по-северному, в короткую косичку, свешивавшуюся на левый висок… И кажется, перестал мыться? Ндаааа… А гриву ему явно заплетает кто-то из подчиненных подруг – вон какой запах стоит, когда двигает крыльями – «Если в двадцатом веке радиосвязь не представляла из себя чего-то сверхординарного, то тут… Быть может, попробовать сделать с этим что-то? Какой-нибудь искровой передатчик изобрести, стать местным Поповым…[12] Ха-ха. Тебе смешно, дружище? Мне тоже. Ну откуда мне знать, как выглядит или как действует такой радиопередатчик? Мы ж с тобой не технари, и наше образование начинается и заканчивается лишь на эксплуатации подобных приборов, и не включает в себя создание таких вот вещиц на коленке! Вот пенициллин вырастить из хлебной плесени – это пожалуйста, это мы обеими копытами за! Но вот беда, это уже кто-то сделал, наверное, до нас, а если и не сделал, то один единорог этого мира вполне заменит собой любой магнитно-резонансный томограф стоимостью в несколько миллионов убитых енотов[13], не говоря уже о такой вот ерунде. Тем более, вспомни алхимиков… Эх, ладно, опять не о том думаем. А эти уже ссорятся, будто делать им больше нечего».

— «Приказ был дан четкий, и недвусмысленный, поэтому мы должны сделать все, чтобы к приходу гвардейских частей тут был настоящий плацдарм!» — холодно чеканил Хай, постукивая своим карандашом по краю стола. Хоть бы он упал, и закатился куда-нибудь в складку матерчатого пола! А уж я бы его там нашла… — «А создание плацдарма включает в себя разведку и пацификацию[14] местности, вместе с проживающим на ней населением! Сидя же в крепости, словно осажденные, мы не выполним ни одного из этих условий! Поэтому я считаю…».

«Значит, связь. Наш особист-фрументарий говорил что-то про заклинания, способные передавать содержание прочитанного единорогом письма. Быть может, на это сделать ставку? Хотя эта магия тоже имеет ограничения и по дальности, и по размеру сообщения. И все это привязано к опыту самого единорога. Забавно, а они тоже, как дракон, будут письмо доставать изо рта, после могучей отрыжки? Да уж, не самая легка работа тогда будет у связных. Кстати, Фрут тоже не пришел – передал, что опоздает. Интересно, это просто занятость, или тоже не хочет встречаться с кем-либо из присутствующих? Плохой признак, очень плохой…».

— «Значит, нужно сосредоточиться на лагере, и уж тогда можете делать все, что вам заблагорассудится!».

— «Ты ставишь под сомнение приказ командора Гвардии? Предлагаешь не подчиниться приказу?».

«Значит, связь остается пегасьей. Быстрее, надежнее, и не придется ломать голову, объясняя местным основы физики, которые я и сама, признаемся честно, не знаю. Да, вот не знаю, и все. Забыла все то, чему меня… нас… учили еще в школе. И да, кстати – тут же нет электричества! Так что, и его изобретать?! Ну уж нет! Пусть все остается как есть. Мне нравится этот мир таким – с неспешно развивающейся наукой, пусть даже и с большим перекосом в сторону магии, с поездами и дирижаблями, с лесами и полями, где еще не ступала нога первопроходца, с его огромным небом, открытым для всех. Принести сюда зенитки, прожекторы и радиолокацию? Ну уж нет! Уж лучше я сама реорганизую Легион, чтобы он подходил объективной реальности, нежели выращивать на теле этого мира некое новообразование, вполне способное переродиться в злокачественную опухоль, пытающуюся опутать своими щупальцами-метастазами весь мир! Пусть будут пегасы-посыльные; пусть будут ординарцы, пехотинцы и летуны. Пусть будет…».

«ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО».

— «Все будет хорошо!» — подняв голову, высказалась я. Спорщики, уже давно вскочившие на ноги и упершиеся передними копытами в стол, орущие друг на друга, не сразу услышали мой задумчивый голос. Что ж, пришлось достать линейку, торчащую из папки примипила, и громко постучать ей по исцарапанной поверхности стола. Признаться, получилось внушительно, и голосившие господа офицеры мгновенно заткнулись, прижав уши к голове при первых же звуках моего недовольства, напоминающих выстрелы из мелкокалиберной винтовки.

Хотя откуда им это было бы знать.

— «Все будет хорошо» — повторила я, жестом призывая всех опуститься на свои места, и послушать своего командира. Буш решил было заартачиться, но получив линейкой по морде, быстро заткнулся, и подавившись готовой вырваться фразой, смирно присел, сложив беспокойные крылья. Я обвела глазами своих разноцветных подчиненных, часть из которых уже стала мне настоящими друзьями, и глядела на них, пока не добилась, чтобы каждый опустил глаза на стол, столкнувшись с моим холодным, «легатским» взглядом – «Я услышала много нового и интересного. Что ж, теперь я могу сказать, что поняла, в чем наша проблема. И да, ты прав, примипил – приказы мы должны выполнять. Пока для нас нет места в эквестрийских планах на окружающие страну территории и границы, поэтому действовать мы будем как отдельная часть, но в составе Гвардии Эквестрии. Это понятно?».

— «Предельно!» — сквозь зубы зашипел Стоун – «Но позволю себе напомнить, Легат…».

— «И ты тоже прав, Грим» — я оставила без внимание его издевательский тон, с которым единорог упомянул мое звание. Или, скорее, даже должность, ведь официально мне так и не присвоили патент офицера – «Нам нужна база. Лагерь. Крепость. Называйте это место как хотите, но тут я не могу не согласиться с нашим лекарем – без укрепленного района, который станет центром наших операций в этом регионе, действовать тут эффективно, а тем более зимой, просто невозможно. Кто-то с этим не согласен?».

Несогласных не нашлось.

— «Тогда я оглашу приказ, который мне передали с… другим одним письмом – «Я позволила себе небольшую заминку в голосе, услышав которую, Хай тотчас же сделал вид, что он вообще не при чем, и только что сюда зашел – «Действительно, командор Гвардии Эквестрии хочет от нас ни много ни мало, а удержать практически весь Север силами одного только Легиона. Если вы посмотрите на карту, по которой только что топтались своими немытыми ногами, то заметите, что территория эта не слишком большая, но и не слишком маленькая, и удержаться на ней с помощью одних лишь патрулей будет нельзя».

— «Значит, придется все же рассылать патрули, чтобы охватить все это место» — недовольно проворчал Хай, глядя на испачканную карту – «И в основном, пегасов».

— «А почему не земнопони?» — вскинув брови домиком, я поглядела на недовольно сопевшего примипила – «Ах да, сложности с взаимодействием. Одни идут, другие летят… Решаемо. И я уже знаю, как именно».

— «Так значит, лагерь все-таки будет?» — уже спокойнее осведомился Грим Стоун. Судя по тому, с какой вольностью он позволял себе при всех критиковать мои решения, чрезмерно частая беготня к раненным плохо сказалась на имидже Легата Легиона, о котором я все время забывала, как забывала и о том, что после меня эта должность перейдет к кому-то другому – «И нам не придется терять пони лишь из-за того, что кому-то лень оторвать от земли свой круп, и посмотреть на ситуацию в перспективе?».

— «Нет, не придется» — дернув ухом, откликнулась я, из-под нахмуренных бровей обозрев серого единорога – «А так же не придется любоваться загорающими на солнце крупами в то время, как остальные вкалывают до седьмого пота. Причем чьими-то рогатыми крупами. Ясно?».

— «Ясно. Понятно» — стушевавшись, сдулся бывший тубицен. Да, это была пощечина, удар под дых, но я не собиралась жалеть зарвавшегося подчиненного, решившего смотреть на всех свысока, как на неминуемых пациентов. И без малейшего сожаления напомнила ему о случившемся в Камелу, заставив вспомнить, как обосралась единорожья часть в тот момент, когда мы нуждались в ней больше всего – «Значит, раненных оставим здесь?».

— «Даже больше. Мы организуем в этом месте настоящий римский лагерь!» — поднявшись, я нависла над картой, внимательно оглядев сидевших вокруг меня пони – «Это был наш первый бой после долгого перерыва. Мы все сделали положенное количество ошибок, и я прекрасно понимаю, что на моей совести лежит большая их часть. Однако, это обнажило перед нами проблемы организации нашего Легиона, и думаю, мне удалось их разглядеть, пока вы сотрясали воздух в этой палатке. Кстати, могли бы и погорячее воздух надышать!».

Вокруг раздались неуверенные смешки.

— «Господа. Друзья. Нам поставлена задача – создать плацдарм, и его удержать. Я не сомневаюсь, что грифоны очень быстро сообразят, что лишились такой отличной стратегической точки, и попытаются ее вернуть. Поглядите – мы находимся практически на одном расстоянии как от Грифуса, так и от Новерии. Мы почти соприкасаемся с захваченными грифонами территориями, и именно мы должны стать тем клинком, что вонзится им в брюхо! Именно эту роль отводит нам командование – по словам командора, кое-кого там, в горах, столь быстрое начало войны застало врасплох, как и нас, поэтому их неизвестный полководец, скрывающийся под доспехами и псевдонимом, вынужден импровизировать. Занятый Асгардом и Иглгардом, он начал наступление с севера, через Грифус, прямиком на Кантерлот».

— «Кантерлот в опасности?!» — эта новость проняла всех, кроме Хая, уже знавшего содержание письма – «Тогда почему мы тут, а не там, у столицы?!».

— «Потому что мы нужнее тут» — буркнула я, похлопыванием крыльев успокаивая взбудораженных офицеров. Присев на свои места, пони продолжили тихо переговариваться, с тревогой и недоумением глядя на карту. Полог палатки распахнулся, и в образовавшуюся щель протиснулся Фрут Желли, незаметно для окружающих опустившись в дальнем уголке – «Командор считает, что это лишь видимость. Фальшивка. Отвлекающий маневр. И что главные силы он обрушит на нас. Хотя это все ерунда».

— «Почему же?» — скептично хмыкнул Хай, вновь доставая свой замечательный карандаш. Я поняла, какое задание дам своему флегматичному фрументарию для проверки сил его подчиненных. Думаю, проникнуть в палатку примипила будет не сложнее, чем вынюхивать крамолу в наших рядах – «Очень даже логично. Отвлекающий удар в направлении Кантерлота, после чего подошедшие к Грифусу силы обрушиваются сюда, на Кладбище Забытого. Вот, сами поглядите!».

— «В целом, очень похоже» — сгрудившись над картой, мы рассматривали схематичное изображение гор, рек и лесов – «Они ведь уже воевали на этом направлении. А еще – разнюхивали все через свою Научную Коллегию в Троттингеме. Нам нужно укрепляться, командир!».

— «Угу. Разнюхивали» — согласилась я, потирая ногу, по которой получила карандашом, пытаясь незаметно свистнуть его у Хая – «И да, они тут уже воевали. И получили по зубам».

— «Значит, они хотят взять реванш!».

— «Вы забываете об одном…» — гнусно ухмыльнулась я, изо всех сил семафоря глазами Фруту, переводя взгляд с него на зажатый в зубах примипила карандаш. Единорог сделал вид, что не заметил моей пантомимы, и продолжал преданно пялиться на меня, словно новичок на плацу – «О Сталлионграде. Сможет ли потянуть Грифус, проигравший полтора года назад один конфликт, очередную войну, причем на два фронта сразу? Не думаю. И если в прошлый раз Сталлионград хранил дружелюбный грифонам нейтралитет, то со сменой лидера он повернулся в сторону Эквестрии, пускай и негласно, и злить сейчас восточных земнопони Грифусу совершенно невыгодно. Я бы даже сказала, смертельно опасно. Вот, полюбуйтесь – за горами Новерии, в неизведанных и неосвоенных землях, лежит единственный форпост пони – Хуфсвелл, основанный пятьдесят лет назад совместной экспедицией двух крупнейших городов Эквестрии. И судя по словам моего источника в комиссариате, Грифус уже полвека усиленно делает вид, что этого города просто не существует, и лишь потому, что Сталлионград недвусмысленно дал понять, что считает его своим передовым постом в диких пустошах. Боюсь, они уже давно точили клюв на Эквестрию, и для этого им нужно создать все условия для того, чтобы на этот раз у них ничего не сорвалось».

— «То есть, они не будут нападать на нас? Отлично!» — обрадовался чему-то Тэйл, с глупым и лихим видом оглядываясь по сторонам – «Слава богиням! А я уж решил что все, каюк нам! Три тысячи против всего Грифуса и их полководца…».

— «Отчего же? Нападут, конечно» — хмыкнула я, разрушая иллюзии своего товарища – «Отчего бы не напасть? Только сделают они это так, чтобы Гвардия оттянула как можно больше войск на защиту столицы и северных земель, в то время как они ударят по самому слабому, и уже откровенно страдающему сепаратизмом месту в нашей стране – по Мейнхеттену».

Морды присутствующих в палатке пони вытянулись.

— «По Мейнхеттену?».

— «Конечно. В принципе, так же считает и командор, хотя он уверен, что грифоны, как полоумные, бросятся штурмовать крепость Фрогги Пасс, стоящую на единственно удобном перевале через Дракенриджские горы, через который и можно перетащить большое войско – хоть по воздуху, хоть по тропам – и оттуда уже ударят по Кантерлоту. Но я уверена, они займут Мейнхеттен. Хотя кому интересно мнение тупой кобылы…».

— «Легат, ты не тупая. Ты просто… Ну, это сложно осознать вот так вот, сразу» — примиряющим тоном произнес Хай, по-новому глядя на карту – «А поверить в это еще труднее. Но в городе находится сильный гарнизон, а перекинуть к нему войска тоже не проблема благодаря новой железнодорожной ветке. Почему ты считаешь, что они сунутся туда?».

— «Потому что!» — непонятно почему, обиделась я – «И вообще, «Ой, всё!», ясно? В общем, ударят сильно, но не сейчас. Чуть позже, когда внесут коррективы в свои планы, найдут добровольцев или просто охочих до драки, но и не позднее, чем через месяц. Чтобы мы как следует укрепили это место, ведь сейчас от его потери Вайт Шилду не горячо и не холодно, а вот когда он уверится, что у него есть тут плацдарм для нападения на Грифус, да пришлет побольше войск… Вот тогда они и ударят – ассиметрично! – по Мейнхеттену, заперев нас между двух гор, и раздробив армию аж на три части. Но это все ерунда, поэтому вы можете меня не слушать, и вообще… Так что начинайте работать над укреплением лагеря, ясно? Буш, на твоих северянах все дозоры. Пусть начертят карту, или помогут нашим пегасам ее изобразить. Обойдут все поселения – вместе с ребятами Желли. Я хочу знать кто и чем тут дышит. Остальные – займитесь строительством. В этом нам опять же помогут «аборигены» из Шестой Отдельной – уверена, что те, кто живет в этих лесах в одних лишь землянках, без водопровода и центрального отопления, уж точно знают, как это сделать остальным. А я…».

— «А ты?» — приподнявшись, пегасы и земнопони замерли, совершенно обоснованно ожидая от меня какой-нибудь пакости – «А чем займешься ты, Легат?».

— «Узнаете!» — гордо задрав нос, ответила я, совершенно не собираясь озвучивать свою идею, во избежание паники и бунта – «Еще вопросы?».

— «Всего один» — поколебавшись, поднялся Буш – «Скажи, а что такое «Римский», и с чем его едят?».

---

«Нет, все-таки пробить это через общий совет будет сложно» — отложив карандаш, я задумалась, глядя на покрытую инеем стену палатки. Предназначенная якобы для любого сезона, на поверку, она оказалась абсолютно непригодной для зимы, и вот уже полдня я заливисто чихала, проснувшись поутру с заиндевевшим носом и смерзшимися ресницами. Ситуацию спас ароматный лабат – напиток, состоящий из смеси хвои и трав, сваренных в муке, молоке и меде, притащенный мне шнырявшей по лагерю Минти, и ближе к полудню я уже чувствовала себя гораздо лучше, правда, не забывая периодически оглашать штабную палатку своим звонким чихом, сбивавшим снежок с раздувавшихся палаточных стен. Входили и уходили кентурионы, заглядывали деканы – неотложных дел в лагере скопилось столько, что проведя на ногах весь предыдущий день, я решила засесть тут, посреди крепостного двора, превратившегося в настоящий палаточный городок – по крайней мере, теперь подчиненные знали, где можно было меня найти, не оббегая дважды или трижды всю крепость в поисках непоседливого пятнистого командира. Большую часть этих проблем можно было бы возложить на десятников и сотников, но почему-то каждый пытался убедиться у вышестоящего начальства в правильности полученных им приказов, и почему-то – именно у меня.

— «Слушай, декан! Где твои ребята будут эти землянки строить? Вот и думай, как сделать так, чтобы им было удобнее притащенные вами бревна обтесывать и использовать в строительстве, ясно? Не пойму, nahera ты мне своими деканскими обязанностями голову забиваешь?!».

— «Кентурион Барк занят, и я подумал…».

— «Ты лучше думай, как лучше сделать то, что тебе поручено! Вам в этих гребаных землянках жить, поэтому делаете все для себя! И со всякой ерундой к своему кентуриону бегай, понял?».

«Да, будет сложно, но я и не собиралась разводить тут демократию» — приставучий декан убрался, но я еще долго глядела ему вслед, решив сделать пометку в склерозничке, чтобы на следующем совете не забыть упомянуть этот вопрос. Похоже, в нашем разросшемся коллективе все стремительнее назревала реакция неконтролируемого брожения, в котором пони забывали даже про основные положения устава, прямо и четко запрещавшего выход на командующего в обход своих непосредственных командиров. Все решения и действия должны были продвигаться по цепочке, из которых и состояла неразрывная Цепь Командования, без которой любое мало-мальски крупное объединение превращалось в обычную толпу. Недостатки придуманной нами системы всплывали целыми косяками, и к этому дню, у меня накопилась довольно приличных размеров стопка с листами, содержащими пополняемый список из неотложных дел.

Конечно, никто не говорил, что все будет просто.

Безусловно, я бы не отказалась пройтись торжественным маршем по северным лесам, трубя и барабаня, как на параде. Можно было бы даже написать подходящий по случаю гимн. Однако реальность требовала к себе более внимательного отношения, и постепенно усиливающийся кавардак в созданном нами отряде служил последним сигналом, последним предупреждением перед тем, как разразится буря.

«С другой стороны, можно оставить все как есть» — устав отвечать на дурацкие вопросы, я решила пройтись по крепости, лично проверив положение дел, и в случае необходимости, прописать кому-нибудь живительных звиздюлей – «Но это означает, что сделав свое дело, Легион прекратит свое существование. Быть может, даже после этого конфликта. Ну, или во время него, когда налетевшие грифоны сметут нас с лица земли, а подмога немного запоздает, или в силу каких-либо обстоятельств, не придет вообще. Может такое быть? О, еще как может! Будто я не знаю про такие шутки политиков, как «Выбор более перспективного направления», или «прогрессивное решение, объективно соответствующее текущему моменту». Как интересно…».

— «Эй, Майт!» — остановившись на стене, я с удивлением обозрела открывшееся мне зрелище. Местность, раньше представлявшая из себя протянувшуюся на расстояние в двести ярдов росчищь, украшенную многочисленными остатками пней, теперь была густо заставлена многочисленными белыми палатками, между которых сновали сбросившие броню легионеры. Оплывшие рвы, в одном из которых когда-то просидела весь бой одна неудачливая кентурия, были заложены бревнами, поверх которых, с энтузиазмом, искупавшим явное отсутствие опыта и сноровки, возводились простые хибары. Визг пил и стук молотков, из крепости казавшийся чем-то далеким, усилился многократно, и мне пришлось заорать, напрягая голос, чтобы привлечь внимание темно-серого жеребца, что-то втолковывавшего стоящим перед ним десятникам нескольких разных кентурий.

— «Мааааааайт!».

— «Что?».

— «Что тут происходит?».

— «А? Не слышу!» — судя по жесту жеребца, он и вправду не мог разобрать, что я намеревалась проорать ему с высоты полуразрушенной стены. Сердито скривившись, я обозрела раскинувшуюся перед крепостью стройку, и лихим прыжком спланировала со стены, надеясь, что успею раскинуть крылья и хлопнуть ими до того, как переломаю себе все кости, упав на возводящийся где-то внизу, двухэтажный сруб. Задуманное получилось, причем даже лучше, чем я хотела, и приземление вышло красивым и элегантным – по крайней мере, как мне показалось, и довольная собой, я предпочла не заметить тучи стружек, рванувшихся в разные стороны от удара моих крыльев.

— «Я говорю, как работа идет?!!» — сделав вид, что все еще не слышу говорящего, проорала я в мохнатое ухо, с удовольствием наблюдая, как оно все плотнее и плотнее прижимается к голове.

— «Хорошо!» — громко, деря горло как я, гаркнул опцион, после чего, увидев мою ехидную рожу, перешел на нормальный тон – «Прости, Легат, но эти пони вообще не умеют работать топором! Если делать так, как они предлагают, то мы и за две недели ничего не построим, а не то что за седмицу, что ты нам дала!».

— «Они предлагали поставить простые дома» — уже спокойнее откликнулась я, обозревая готовые срубы, белеющие оструганными бревнами. Двухэтажные домишки, покрытые дранкой, возводились довольно быстро, и не в последнюю очередь благодаря пегасам, часть которых согласился выделить на это дело Хай Винд. Подхватывая ременными лямками бревно, они быстро поднимали на требуемую высоту безо всяких стапелей или лесов, и все, что оставалось земнопони – это быстро пилить и строгать, обеспечивая материалом эти живые подъемники. Пусть их было и не много, но работа спорилась на глазах, не в последнюю очередь, как я заподозрила, подстегиваемая нежеланием четвероногих покорителей фронтира вновь ютиться в холодных, покрытых снегом палатках – «Но если у тебя есть предложения, как ускорить этот процесс – я вся внимание. Но учти, нам же в них и жить, поэтому идею землянок я отмела сходу, как бы не возмущалась твоя женушка, припершаяся проталкивать ее лично ко мне. Кстати, открой мне секрет – почему она с таким маниакальным упорством напрашивается на трепку, я не пойму? Уж сколько раз за эти годы я ее била, смертным боем выколачивая разную дурь, а ей все неймется. Она хочет стать мученицей? Или это ты, жестокий муж, посылаешь ее вместо себя, ловить живительных pizduley от начальства?».

— «Эта идея принадлежала мне. Но Блоссом решила, что огласить ее должна кобыла, как это издревле заведено» — неохотно пробормотал серый жеребец, делая вид, что вглядывается вдаль, между стволами деревьев, коих нашими стараниями стало гораздо меньше – по крайней мере, настоящего леса, стеной поднимавшегося в трехстах ярдах от лагеря – «Но ты выслушаешь ее внимательнее из уст жеребца, я знаю».

— «Ну, излагай, друже» — хмыкнула я, в который раз глядя на разворачивавшуюся вокруг стройку. Что-то царапало мой взгляд, но я никак не могла сообразить, что именно казалось неправильным и лишним – «Тебя я выслушаю».

— «Дома бревенчатые эти строить долго. Всего десяток за пять дней осилили» — сразу приступил к делу Лонгхорн, медленно идя вслед за мной по временному лагерю – «Внутри же они еще не обделаны, да и дров на них нужно много, чтобы вытопить нормально. Камины эти, ты не обессудь, глупость южная, и через нее много бед живущие в этих жилищах претерпят. Зайди же к нам, и погляди, как мы расположились согласно заветам предков. Уверен я, тогда ты поймешь, что все сказанное мной разумно».

— «Что ж, веди» — я решила не спорить с Майтом. В конце концов, он был жителем этих земель, и явно знал, как жить с наибольшим комфортом в этом резко континентальном климате, поэтому я засунула подальше гордость за проделанную моими пони работу, и поплелась вслед за ним в сторону леска, откуда уже доносился ароматный запах костров, и визг множества пил.

Лесок, окружавший холм, на поверку оказался всего лишь небольшой рощицей, за которой виднелось оголенное пространство вырубки, наполненной вжиканьем пил и треском падавших деревьев.

— «Мы запретили южанам трогать это место на южном склоне холма» — рассказывал жеребец, вслед за мной входя под раскидистые кроны северных сосен, между которых уже были протоптаны самые настоящие тропинки, разбегавшиеся во все стороны в кажущемся беспорядке. Каждая из них вела к небольшой площадке, на которой горел небольшой костерок, возле которого виднелся вход в какое-то жилище – «А так же на северном, ведь они защищают это место от ярых ветров, готовых обрушиться на мир с приходом зимы. Западные ветры благоприятствуют нам, принося тепло и унося предательский дым от чутких носов унгонов, чующих добычу аж в далеких горах, поэтому западные склоны можно и посечь – все равно ничего полезного нам там не найдется. Но выборочно, как тут».

— «А эти землянки…».

— «Это хуган – жилище настоящего пони!».

— «Ндя?» — неопределенно протянула я, глядя на открывавшееся мне зрелище. Нет, как хотите, но по мне эта штуковина очень даже напоминала землянку – насыпной холмик в полтора роста пони, еловые лапы, увязанные в пышный веник, прикрывавший вход вместо двери… Вместе с проснувшимся Стариком, я скептически глядела на темневший передо мной проем, пытаясь догадаться, как быстро в лагере вспыхнет эпидемия среди скрючившихся в этом бомжатнике пони – «Хунган, говоришь… Но мне кажется, это все-таки землянка. Не пойдет».

— «Зайди внутрь, и убедись сама!» — кажется, мое скептическое отношение к наземным сооружениям северных пони не на шутку задело Лонгхорна. Двинувшись вслед за ним, я очутилась в настоящем бревенчатом срубе-пятистенке, вертикально поставленные бревна которого образовывали эдакую пирамиду, вершину которой увенчивала шапка из тех же еловых лап, через которые неторопливо сочился дым разведенного в домике очага. Посыпанный хвоей и опилками, земляной пол холодил копыта, в то время как обожженные стены забивали нос горьким запахом золы. Стоявший у одной из стен пони неторопливо сгребал в плетеную корзину угли, оставшиеся после обжига, и досыпал на освободившееся на полу место душистую хвою.

«И КАК НЕ СГОРЕЛ?».

«Без малейшего понятия!».

— «Эммм… И эта штука хорошо защищает от холодов?» — борясь с желанием высказать все, что накипело, сдавленно поинтересовалась я у горделиво стоявшего позади меня жеребца. Серый буквально раздувался от гордости, словно удовлетворивший десяток девственниц верблюд, и явно напрашивался на похвалу – «Ну, я имею в виду, что протопить всю эту землю…».

— «Ее не нужно протапливать. Она защищает от ветра, который и выстужает жилище» — морда «дикого коня» несколько вытянулась. Он что, и впрямь ожидал от меня бурных восторгов по поводу этого места? Увы, все что я видела, все больше и больше походило на жилище бомжей, повсеместно оборудовавших себе такие вот лежбища в укрытиях возле теплотрасс и незапертых подвалах – «Сюда будет принесен очаг, и в этом доме, построенном по заветам предков и Добрых Праведниц, сможет жить до десятка пони за раз!».

«НЕ СПЕШИ. А ВДРУГ БЫСТРЕЕ?» — буркнул Дух, явно испытывая те же чувства при виде этого бурлацкого жилища, что и я. В голове у меня пронеслись картины тифозных бараков, наполненных кашляющими, сипящими пони, что совершенно не доставило мне удовольствия.

— «Ну, если десятка пони…» — скептически промычала я, все еще оглядывая прокопченное жилище – «Хотя погоди. А ведь что-то такое уже строилось… Точно, ирландские дома!».

«ИСЛАНДСКИЕ» — подсказал мне голос внутри – «МОЛОДЕЦ. СДЕЛАЕМ?».

— «А почему бы и нет?» — узрев подкинутые старым хитрюгой воспоминания о виденных им когда-то треугольных домиках-полуземлянках, я надулась от гордости, не обращая внимания на настороженно зыркавших на меня жеребцов – «Значит, бревнышки положим горизонтально, пятистенок превратим в нормальную коробку…».

— «Это не то, что завещали нам предки!» — заволновался Лонгхорн. Второй жеребец попятился, и быстро юркнул на улицу, с топотом удирая от одержимой, разговаривавшей сама с собой.

— «Окошки нормальные прорубим. Значит, две стены нужно будет сделать плоскими, а не покатыми, а на боковые набросаем дерн!» — радостно потирая копыта, я вышла на улицу, подставив голову легкому снежку, падавшему с серого неба – «Получится та же самая палатка, но уже теплая и надежная. Эммм… Верно?».

Последний вопрос предназначался своре кобыл, разбавленных небольшим, как это водилось у северян, количеством жеребцов, развернувшихся полукругом вокруг землянки. Под их взглядами я вдруг как-то очень быстро вспомнила, что совершенно забыла о том украшении, что дала мне когда-то Первая Мать, и которое осталось где-то на западе, в ящике моего стола, и еще больше занервничала от того, что эта толпа, по примеру многих полуразумных и просто зверей, молча стояла напротив, заставляя меня ощущать себя экспонатом в каком-нибудь зоопарке.

Вот только тут не было клетки, способной оградить меня от чрезмерного любопытства толпы.

— «Слушаю вас, уважаемые» — Деревья, повсеместно стоявшие в лагере северян, не располагали к привольным полетам, особенно с такими порхалками, как у меня, однако я ощутила, что еще немного – и просто позорно сорвусь в паническое бегство, пусть даже и сочетавшееся с риском переломать себе все перья, а может даже и пару костей. Наконец, переглянувшись, сразу несколько копыт вытолкнуло вперед тощую, тщедушную кобылку, облаченную в странное, мешковатое одеяние, напоминавшее сарафан из звериных шкур. Да-да, именно что из звериных – я в первый раз за всю сознательную жизнь увидела столь странное, даже пугающее одеяние, сшитое из шкурок каких-то мелких животных, наводившее на мысли о палеолите, аборигенах, каменных копьях и молотках. Уставившись на это чудо, трясущее немытой, намазанной чем-то жирным гривой и мохнатыми ножками, я долго играла в гляделки с таращащейся на меня толпой, стараясь изо всех своих сил не замечать это чудо, постукивающее своими костяными амулетами.

— «Эммм… Чего?».

Тишина.

— «Слушай, опцион, че это за hernia?» — сделав шаг назад, и не отводя глаз от местной блаженной, поинтересовалась я у стоящего позади меня Логнхорна – «Это жертва? Мне? Спасибо, конечно, но право, не стоило…».

Услышав эти слова, кобылка вновь попыталась смотаться, поднимая тучи снега, летевшие из-под скребущих землю копыт. Однако ее соотечественники стояли плотно, не давая ей ни протиснуться между их ног и боков, ни перепрыгнуть через их головы, несмотря на все отчаянные попытки бедняги побить местные рекорды по прыжкам в высоту. Глядя на эти дикие прыжки, я только потрясла головой, пытаясь увериться, что мне это вовсе не снится. Но нет, все происходило на самом деле, и вскоре, потерпевшая поражение пони опустилась на снег, прикрыв для верности копытами глаза. Осторожно обойдя кругом пугливую истеричку, я осторожно обнюхала ее, морщась от едкого запаха пота и прогорклого жира, после чего вновь уставилась на перекрывшую тропинку толпу.

— «Народ, если мне сейчас же не объяснят, что это за шаманские танцы…».

— «Это Видящая» — выходя вперед, холодно процедила уже знакомая мне игреневая[15] кобыла, голос которой заставил Майта тревожно всхрапнуть за моей спиной – «Она призвана очистить твою душу и тело. Она призвана наблюдать и оценивать».

— «Меня?!».

— «Тебя».

— «С чего бы это вдруг?!» — испуг медленно проходил, уступая место желанию наступить кому-нибудь на хвост или ухо. Убедившись, что трясущаяся кобыла не пытается убежать, ее вновь подтолкнули в мою сторону – «Слушайте, может, для вас это все и способ скрасить себе скучный досуг, но мне сейчас совершенно не до этого, ясно? Эй, хватит ее мне пихать! Я ее не хочу! У меня муж есть!».

— «Это ее долг, и не ее вина, что ее первым испытанием Видящей стала ты» — осклабилась Блоссом. Мне показалось, что в ее глазах зажглись ехидные огоньки – «Но если она не выдержит, если не справится, то…».

— «То тогда вы от меня наконец отвалите?» — с надеждой осведомилась я – «Отлично! Эй, подруга! Брысь! Буууууууу! Кыш, я тебе говорю!».

Облаченную в меховое рубище кобылку просто затрясло. Тряслись ноги, голова и тело, и даже сальные пряди немытой гривы ходили ходуном при виде чудовища, приближавшегося к бедной дикарке. Признаюсь, мне стало даже обидно – конечно, я уже не могла похвастаться привлекательностью для прочих пони, но все-таки и полной уродкой еще не была!

— «То тогда ее изгонят» — мягким толчком возвращая на место свою соотечественницу, вновь попытавшуюся удрать, просветила меня Блоссом – «Как мы сможем доверить ей свои души, если она не сможет справиться с первым же поручением? Как может врачевать тот, кто боится криков и вида крови? Как может исцелять и оберегать души тот, кто боится дибе и одержимых?».

«ОСТОРОЖНЕЕ».

— «Мне кажется, ты опять выпрашиваешь хар-рошего пинка, сахарок» — с внезапно накатившей усталостью, простонала я одну из любимых фраз Эпплджек. Вся эта толпа, все эти тряски бубнами и амулетами, быть может, и смотрелись бы экзотично в глазах каких-нибудь туристов, но раздавшийся неподалеку хруст и грохот очередного упавшего дерева быстро вернули меня к суровой реальности зимних лесов, в которой не было места вдумчивому выслушиванию всяческой ахинеи, которую несли эти невзрачные, полудикие лошадки – «Ладно, пусть присматривает. Только не путаясь под ногами – затопчу. Ясно? Тогда, если мы прояснили этот вопрос, то мы с опционом продолжим наш осмотр. Майт, за мной!».

Тряхнув взлохмаченной, не завязанной в привычные косички, и оттого безобразно помятой гривой, я сдула упавшую мне на глаз черно-белую прядь, и как ледокол, пошла раздвигать стоявших на тропинке пони, попросту перепрыгнув через трясущуюся на снегу шаманку. Мне было абсолютно все равно, как она собиралась за мной наблюдать, что говорить, и как вообще ее звали. В тот самым момент мою голову занимали совершенно другие вопросы, и вместо знакомства и заведения новых друзей, как поступили бы на моем месте подруги, мне больше хотелось узнать, как устроены местные нужники, в крепости и у северян. Почему в лагере этих лохматых не вырублены все деревья, а наоборот, сохранены и опутаны какими-то веревками с развешенными на них еловыми лапами. Как обстоят дела с провиантом, и где лучше его хранить. Тысячи вопросов вдруг обрушились на мой мозг, ни с того ни с сего, взбрыкнувший всеми лапами, и помчавшийся куда-то вскачь, и мне пришлось притормозить, чтобы позволить догнать себя тяжело топотавшему где-то позади опциону, не решившему ослушаться приказа Легата. Позволив себя нагнать, я повернула голову, и пристально поглядела в уставившийся на меня, синий глаз.

— «Знаешь, Майт, я думаю, что вам стоит пересмотреть свое отношение к жизни, если вы и дальше собираетесь служить в Легионе. Не возражай. Я же прекрасно вижу все, что происходит внутри вашей Шестой Особой, и прекрасно понимаю, кто там заказывает музыку. И мне жаль, что такой перспективный кадр должен плясать под дудочку тех, кого я таковыми не считаю. Тебе самому не надоело то, что командные должности занимают одни, а командуют ими другие?».

— «А тебе?».

— «Чего, прости?» — остановившись, я уставилась на серого земнопони, тщетно ища на его морде признаки злобы или ехидства. Но нет, Лонгхорн задал этот вопрос абсолютно серьезно, и на полном серьезе ждал моего ответа.

— «Разве внутри этого Легиона все происходит по-другому? Ты командир, но воюют и отдают приказы другие – Тэйл, Винд, Шот и Нэтл. Они говорят от твоего имени, и если считают, что ты делаешь то, что им не по нраву… Разве тебе понравилось спать все три дня, а проснувшись, видеть приготовленные веревки? Разве кто-нибудь решил бы тебя остановить, если бы ты захотела лишить этих унгонов жизни, но при этом, действительно была бы старшей в этой дружине? Разве они не подчинились бы тебе, права ты или не права?».

— «Я…» — слова замерзли у меня в горле. Признаюсь честно, что я никогда еще не рассматривала ситуацию вот с такой вот стороны, и печальный, какой-то обреченный тон, которым жеребец произнес эти слова, заставил меня вздрогнуть от накатившего ужаса. Какая-то огромная яма вдруг разверзлась у меня под ногами, и я была готова упасть, вечно летя в бесконечную, черную пропасть.

— «Они хотели мне помочь…».

«Правда? Сама-то веришь в свои слова?».

— «Они… Они не хотели мне зла».

«Ага. Просто связали и напоили снотворным, что бы не мешала. Скажи спасибо, что хвост не задрали, пока ты спала!».

— «А наши обычаи просты и разумны, и испытаны не одной сотней лет» — грустно хмыкнул Лонгхорн, вновь ступая на змеившуюся между хаток тропинку – «Поэтому не нам их менять. Остается только смириться».

— «Смириться…» — это слово отдалось у меня в голове звоном набатного колокола. Смириться перед хаосом, перед энтропией, стремящейся перемешать все выстроенное и упорядоченное мной к первозданному виду? А почему бы и нет? Зачем, если все нашли свое место в этой жизни? Не этого ли я боялась, когда размышляла о том, каким злом может обернуться создание чего-либо подобного? О, как хорошо, что я держала в секрете свои встречи с Маккриди! Немного бумаги, пара писем – и все будет кончено, как он и просил!

«НЕ ПРАВА. ПОДУМАЙ. ОН НЕ ПОНИМАЕТ».

«А мне насрать, что он не понимает. Он либо поймет, либо присоединится к тем, кто не понимает. И с кем я собираюсь провести небольшой урок».

«ЭТО НЕ ПРАВИЛЬНО».

«Конечно. Абсолютно. Вайт Шилд будет ржать, как… Как конь» — подумала я, выходя из-под веревок, натянутых, словно паутина, вдоль древесных стволов. Развесив на них еловые лапы, надрубленные у основания так, что черенок их превращался в удобный крючок, пони подвешивали их над своей стоянкой, но для чего – этого я пока понять не могла. Хотя поняла кое-что другое, и осознание происходящего мне совершенно не понравилось, как не понравилось и то решение, которое мгновенно возникло у меня в голове. То, которое не одобрил мой симбионт. Но его вариант казался мне еще хуже – хотя бы тем, что уничтожил бы моих друзей, превратив их в простых подчиненных.

«ДЕЛАЕМ ЧТО МОЖЕМ».

— «Кто может – пусть сделает лучше» — прошептала я, вновь подставляя пылавшую морду холодным снежинкам, неслышно опускавшихся на мои ресницы и рот. Решение уже родилось, но скрывалось до поры, укутанное пеленой неуверенности и откровенного страха. Но приняв это решение, я почувствовала некоторое облегчение – словно немного прикрыла ждущую меня пасть бездны — «Знаешь, Майт, я кажется, понимаю, о чем ты говоришь. Но это изменится. Буквально через несколько дней. Подумай, сможешь ли ты встать рядом со мной, когда разразится… Нет, даже не буря и не гроза, а настоящий шторм из навоза. Сможешь ли булькать в говне по самые ноздри, пытаясь хоть что-нибудь изменить? Это будет стоить жизней, но почему-то… Но почему-то мне сейчас настолько обидно, что я дам им возможность погрузиться в это говно с головой, прежде чем вытащу, и изобью до потери пульса, до розовых соплей. Вот тогда и посмотрим, что полезет из тех, кто решил, что умнее нас с тобой. Понял? Так что подумай, хорошенько подумай… А пока – пойдем, посмотрим, что именно мы сможем сделать из наших бревен, взяв за основу ваши земляные дома».

---

— «Карты. Ну кто придумал вот так вот рисовать эти карты?» — простонала я, поднимаясь из-за стола, и разминая затекшую поясницу. Нет, я и вправду считала, что командующий чем-нибудь крупнее отряда, обязан постоянно находиться в движении, лётая туда и сюда, решая важные вопросы лишь силой своего авторитета, и неизменно находя наилучший выход из положения, за что окружающие непременно уважают и даже любят своего мудрого начальника… Эх, мечты-мечты! Оказывается, начальствовать крайне скучно, утомительно и очень, очень напряжно. На тебя выливаются все несуразицы, все косяки и глупости, совершенные подчиненными тебе пони, и каждый день начинается с разборов рапортов о том, что кто-то где-то что-то не… — не сделал, не увидел, не вспомнил, не доглядел. А в результате именно командующий, начальствующий или просто ответственный пони сталкивается со всей тяжестью тех решений, которые необходимо принять, основываясь лишь на кособоких рапортах, написанных на мятых бумажках деканами и кентурионами. Конечно, у них тоже не всегда есть время для написания этой галиматьи, положенной по уставу – признаюсь, что эту часть я бессовестно слизала у Гвардии, и хотя мне хватило мозгов «временно», личным распоряжением, приостановить ее действие «на время ведения боевых действий», но именно она и усаживала меня за рабочий стол в моей холодной палатке рано утром, не желая отпускать даже поздними вечерами. Я сократила доклады до коротких утренних совещаний, на которых кентурионы отчитывались о происшествиях, но объем работы лишь возрос – кроме меня лишь несколько пони представляли, как важно визуальное отображение текущей боевой обстановки, особенно для не самых умных пони, как я. Увы, о таком моменте я совершенно не подумала, и лишь благодаря все тому же командору Легион обогатился такой хорошей штукой, как два набора карт – основной, в который мы каждое утро, с чрезвычайно умным видом, втыкали разноцветные булавки, обозначая перемещения наших подчиненных, найденные поселения и разведанные ориентиры вроде рек, коих в этих лесах оказалось изрядное количество, а так же озер, оврагов и непроходимых чащоб, и дополнительный – на случай утери первого.

Все это мы взялись заносить в наши карты, прекрасно понимая, что вскоре нам придется прокладывать путь к горам, но признаться, это было нелегкой задачей, ведь как я уже писала, лишь несколько пони среди всего этого табуна драчунов и раздолбаев вообще представляли себе, как должны выглядеть топографические карты местности, а уж тем более – карты боевых действий. Да, я не боялась признаться себе, что сладко проспала все лекции, которые вела та нудная кобыла, вещавшая голосом, похожим на нежное бормотание спящего унитаза, и теперь, от всей души проклинала тех, кто придумал извращаться над каждой картой, упорно разрисовывая каждый ее кусочек волнистыми линиями, долженствующими изображать возвышенности и низины. Для меня они все означали лишь одно – кому-то было очень скучно, и не зная, чем себя занять, он медленно карябал на нормальной схеме волнообразные графики своей бессмысленной жизни, немедленно подхваченные прочей географической братией, как своеобразный мейнстрим[16]. Не добавляла мне душевного спокойствия и Сайфер – «Мисс Сайфер», как отрекомендовала себя эта тридцатилетняя мадам, присланная в довесок к комплекту карт из самого Кантерлота. Чрезвычайно гордясь тем, что является представителем Аналитического Отдела, она тут же принялась строить из себя Хранительницу Сокровищ и Знаний, Недоступных Простым Пони, и выдавать требуемые нами карты лично в копыта, и только «на время, необходимое для внесения в них изменений, и ознакомления с таковыми». Каюсь, я тотчас же попыталась их отжать у неуступчивой, и не желающей идти на контакт с армейским быдлом кобылы, но увы, та явно была готова к покушениям на ее сокровища, и после того, как мне пришлось спасаться бегством от облаченной в пижаму единорожки, изо всех сил лупившей меня по голове и попе газетой, я больше не заходила в ее палатку, обходя ее стороной. Буш на полном серьезе предлагал свои услуги по похищению вожделенных карт, однако подумав, я нашла другой путь, не без подсказки вовсю развлекавшегося Духа, адским хохотом сопровождавшего каждое мое воспоминание о той позорной ночи, когда я была наказана свернутой в рулон газеткой, как провинившийся хомяк. В результате, поклонница формальностей и процедур была приписана к кентурии Фрута Желли, где тотчас же была покорена его твердокаменным спокойствием, прагматичностью, а также абсолютным пофигизмом, который тот безо всякого труда демонстрировал в отношении своей новой подчиненной, явно не видя в ней заинтересовавшуюся им кобылу. Единственной просьбой, которой я сопроводила это назначение, было строгое следование инструкциям, регламентирующим работу с важными документами и вещами – и вскоре, я ощутила законную гордость за своего фрументария, который не подвел меня и в этот раз. Еще раз ознакомившись с параноидальными требованиями, внесенными с его же подачки в устав, он приставил к Сайфер здоровенную кобылу-земнопони, ходившую за ней по пятам, и безропотно таскавшую на боках большой и важно выглядящий чемодан с принадлежностями желтой пони. Признаюсь, при взгляде на нее мне показалось, что основным критерием для выбора послужили ее физическая сила и размеры – рябая кобыла, даже больше Эпплджек, лишь немногим не дотягивала кондициями до Биг Мака. Но, как оказалось, в отличие от меня, вишневый единорог предпочитал более тонкие решения, и как я убедилась, не ошибся и в этот раз. Сия грязно-синяя, украшенная серыми веснушками простушка так же была помешана на всех и всяческих правилах и регуляциях, отступления от которых воспринимала как неисправимый грех, подобный нарушениям заповедей богини, в которую она верила пылко и искренне, как всякий новообращенный, а поскольку правила требовали от Сайфер лично передавать карты в копыта нуждавшемуся в них офицеру, а так же следить за их сохранностью, не допуская нецелевого использования вверенных ей секретных документов, любая попытка единорожки отговориться нежеланием скакать в штабную палатку каждый раз, когда одному из нескольких кентурионов, входящих в совет Легиона, вздумается нарисовать на картах очередную точку или флажок, вызывала у большой и доброй пони обильное истечение слез, и очень явно проступавшие на морде мысли о самоубийстве. В результате, уже через сутки этой беготни, в моей палатке поселился еще один желтый персонаж, с угрюмым видом дувшийся возле стола или в уголке, возле жаровни, пока ее радостная помощница, с видом чрезвычайно важным и занятым, торчала у входа, провожая подозрительным взглядом всякого входившего и выходившего декана или кентуриона.

— «Уже закончили?» — угрюмо осведомилась Сайфер, выглядывая из-за пылавшей жаровни. За редким исключением, я на дух не переносила эти алхимические штучки пони с их полыхающими синим камнями, декоктами и отварами, поэтому отдав в госпиталь и палатки легионеров шарообразные печурки, предпочитала отапливать палатку отыскавшихся в обозе парой тяжелых железных котелков – наполненные углями, они неплохо держали тепло, и несмотря на необходимость каждое утро выбрасывать их содержимое в ров, все же казались мне более безопасным средством поддержания нужной температуры моей тушки, нежели различные магические прибамбасы, от которых, на мой взгляд, за версту несло фиолетовой радиацией, и прочими видами ионизирующих излучений.

— «Да. Можете забирать» — подняв со стола исчерченную карандашом карту, я протянула ее желтой кобыле. Грубая и толстая, бумага мгновенно свернулась в тугой свиток с едва слышным уху похрустыванием – основой для бумажных листов в этом мире являлась трава, а точнее – овсяная солома, благодаря высокой доступности из-за огромного количества этого злака, идущего на столы обожавших его пони. Вспомнив о мешках овсяной муки, перекочевавших из нашего обоза в подвалы крепости, где они присоединились к какой-то рыбной ерунде, которой питались выбитые отсюда грифоны, я жалобно квакнула животом, ощутив, что совершенно забыла, когда в последний раз умудрилась поесть. Кажется, это было с утра… Или нет? Нет, кажется, все же позднее – после утреннего совещания и обсуждения принесенных патрулями разведданных, мы отправились в лагерь, где меня, один за другим, отловили почти все кентурионы, только что побывавшие у меня, заняв своими проблемами почти до полудня. А ведь я собиралась отправиться на разведку, чтобы своими глазами увидеть все то, что мы рисовали на картах…

— «Свистните там бенефекарию, чтобы захватила чего-нибудь пожрать» — буркнула я в спину уходящей секретчице, которую я уже за глаза окрестила «секретуткой». С одной стороны, понять ее было можно – она тут пони временная, и завязывать дружбу со сворой оголтелых милитаристов ей явно было ни к чему. Наверняка и на службу под начало Стил Трэйла она пошла лишь движимая желанием делать какую-нибудь секретную, и очень важную аналитическую работу, а то и просто хранить секретные документы, а вместо этого…

«А вместо этого она оказалась сослана сюда, на край света» — вздохнула я, выходя из палатки, и поплотнее прикрывая за собой клапан полога, сохраняя драгоценное тепло. Вопреки моим ожиданиям, Минти так и не появилась, что явно не добавило мне настроения. Вот уже несколько дней тяжелые мысли роились в моей голове, оседая черным илом в сознании, отчего все окружавшие меня пони казались мне недружелюбными и подозрительными, делающими все, что только можно, мне назло. Несмотря на угрозы и суховатое письмо из Кантерлота, Графит так и не появился, что еще больше укрепило меня в моих подозрениях, и последние сутки мне приходилось сдерживать себя, чтобы не наговорить лишнего окружавшим меня офицерам, каждый раз напоминая себе, что это — мои друзья.

Но похоже, так считала одна я.

«Тебя медленно отстраняют от власти» — ехидно пропел слегка картавящий голосок, который я постепенно начала выделять в подсознании. Это был тихий шум, похожий на звук работающего в соседней комнате телевизора – вроде бы беззвучно, но если прислушаться, то чуткое ухо услышало бы словно мягкое, ненавязчивое давление, пение электронных ламп. Медленно бредя по хрусткому снегу, усеивавшему двор, я глядела на офицерские палатки, по моему примеру, поставленные во дворе крепости остальными кентурионами – для чего? Чтобы не выделяться? Чтобы собезьянничать?

«А может, чтобы нивелировать твое влияние на остальных твоих подчиненных? Что значит это твое «героическое самопожертвование» и прочие демонстративные жесты? Что решит одна печка, поставленная в этих душных бараках, если командующий будет хлюпать носом? Они сделали то же самое, и принизили тебя до своего уровня, где сравнивать вас уже будут лишь по вашим делам. А ты – что сделала ты?».

«Я попыталась командовать» — тяжело вздохнув, подумала я. В палатке Хая, стоявшей от меня в паре десятков шагов, ярко горел фонарь, и тени находившихся там пони двигались по снегу у откинутого полога, словно картинки в немом кино. Зелено-полосатая ткань колыхалась на ветру, но почему вход оставался открытым, я не знала – быть может, там ждали кого-нибудь? Или следили за входом? А может…

«Как же. Не льсти себе» — вновь хмыкнул знакомый голос, и я ощутила, как едва ощутимо дернулось мое горло, произнося жестокие слова – «Ждут они, как же. Тебе уже говорили про знамя? Про баннер, который разворачивают на марше или над полем боя? Вот и смирись с тем, что ты просто флажок, которым можно помахать, а потом – убрать подальше, что бы не мешался».

— «Я не верю. Я не хочу в это верить» — прошептала я, глядя в безоблачное небо. Снег выпал, и внезапно расчистившиеся к ночи небеса глядели на нас миллиардами звезд, тонкими иголочками своего света впивавшиеся в мои щеки и лоб. Где-то там, в невероятной дали, плыли те, кто ушел вместе со своими сородичами с восстановленной ими планеты – что делали они? Чем занимались? Какие заботы тревожили их ум, и возвращались ли они, хотя бы мысленно, к той колыбели, из которой вышел этот двуногий народ? Наконец, занывшая шея заставила меня опустить голову, скрывая под отросшей челкой слезившиеся от холода глаза. Нет, именно от холода, а не…

«Хватит! Распустилась тут!» — попыталась я себя осадить, ощущая холодившие щеки, холодные ручейки. Морозец крепчал, и соленые капли быстро замерзали под подбородком, неприятно стягивая оказавшуюся на их пути шерсть. Я, как и прочие пони, неплохо обросла к зиме, и теперь ощущала себя эдаким валенком, покрытым жестковатой шерстью, неплохо защищавшей меня от мороза. Что ж, нет худа без добра – попробовал бы Старик походить по морозу в одном лишь исподнем!

«Я подумаю обо всем этом завтра» — наконец, решившись, и не решившись ни на что, я отлепилась от холодной стены, возле которой уже неизвестно сколько времени морозила свой круп, и двинулась обратно в палатку, решив воспользоваться как никогда актуальным советом старушки О’хары – «Хватит уже хныкать, как семиклассница, у которой дружок на свидание не пришел!».

«Ну наконец-то! И ты еще думаешь, почему тебя так тихо задвинули на вторые роли?! Милая, да твоим подчиненным нужно памятник поставить за их долготерпение! Так что привыкай, скоро тут поселишься, в холодном уголке. Хвост расчесать не забудь – жеребцам это по нраву».

«Заткнись! Ты – лишь мое больное воображение!».

«Правда? Ну-ну… И что же будет, если я не захочу молчать?».

— «Тогда я напьюсь, а потом протрезвею, и ты исчезнешь!» — буркнула я себе под нос. Опустив голову, чтобы не поскользнуться на усыпанных снегом плитах двора, дыры в которых кое-где были заложены брусчаткой, или просто забиты землей, я грустно уставилась себе под ноги, бездумно глядя на едва заметный росчерк следа от моей отросшей к зиме гривы, волочившийся вслед за мной по пушистому снежку. Температура падала, и мое дыхание густым паром вырывалось из ноздрей, оседая на носу и щеках холодным инеем, противно скрипевшим, как снег, придавленный прошедшими не так давно копытами множества пони. Большие и чуть поменьше, передние и задние, жеребцов и кобыл – все они отметились на этой тропинке. Несмотря на проведенные среди пони несколько долгих, кажущихся для меня бесконечными лет, я научилась лишь очень поверхностно различать отпечатки ног этого цветного народца, поэтому я вздрогнула от укусившего меня за задницу мороза лишь через несколько долгих минут, обнаружив, что до сих пор стою недалеко от стены полуразрушенного донжона, так и не дойдя до своей палатки, тупо, как баран, рассматривая странные следы, идущие сбоку от протоптанной тропинки.

Кажется, это был жеребец. Или большая кобыла. Или жеребцовоподобная кобыла. А может, привидение, волочащее по снегу здоровенное ядро, оставившее за собой странный, ни на что не похожий след. Да нет, не одно ядро – четыре! Четыре углубления сопровождали каждую ногу прошедшего тут существа, словно к его бабкам были привязаны гири или мешки, отчего след напоминал отпечатки какой-то годзиллы. Отступив зачем-то с тропинки, оно сделало несколько прыжков, затем вернулось обратно на дорожку, направившись куда-то в сторону башни. Нахмурившись, я обвела глазами стены, на которых расположились наши патрули, но все было спокойно – перемещавшиеся по ним искорки фонарей не останавливались, а где-то вдалеке, между палатками, я увидела дежурную контубернию, с факелами обходящую двор и пристройки. Вновь уткнувшись носом в снег, я тотчас же позабыла о собственных проблемах, и принялась наворачивать круги по тропинке, бегая туда и сюда, пока вновь не натолкнулась на уже знакомый отпечаток, обнаружившийся возле донжона. Огромная башня, разрушенная когда-то неведомыми захватчиками, даже сейчас поражала воображение своими размерами, и несмотря на отсутствие у нее большей части этажей, оставшиеся перекрытия потребовали от захвативших ее грифонов лишь небольшого ремонта, поэтому нам она досталась уже обжитой, с тремя отапливаемыми и утепленными этажами, в которых расположились арсенал, казна, и особо ценные вещи. Что, Твай, скажешь, что деньги в походе не нужны? Ну, это значит, что ты не таскала с собой в походы более трех тысяч морд за один раз…

«Интересное дело!» — подумала я, глядя на след возле двери – «Все тихо, все хорошо и все в порядке, а в то же время по лагерю расхаживает непонятная кракозябра! Хороши же охраннички, мать их так! С другой стороны, передняя часть ноги похожа все-таки на копыто, а не на кошачью или птичью лапу, которыми, как я знаю, снабжены от природы эти существа. Тогда это вряд ли могут быть диверсанты-грифоны… Тогда кто? Из наших никто вроде бы вериги[17] на себе не таскал».

«ХОДУЛИ!» — откликнулся встревоженный древний, впрочем, тщательно скрывающий под нарочитым беспокойством явное самодовольство – «МАСКИРОВКА!».

«Дааааа! Ходули!» — представив себе на минуту грифонов, всеми четырьмя лапами вцепившихся в длинные жерди с прилепленной у основания имитацией копыт, я едва не расхохоталась, лишь по воле случая успев прикусить кончик копыта, лихорадочно засунутого в рот – «Сам-то понял, что сказал? Они ж крылатые! Кто ж им ходули-то даст? И прекращай уже мне намёкивать на «Полосатый Рейс»[18]! Тут вон странный зверь по лагерю бегает, а тебе все бы шутки шутить!».

«УВИДИШЬ».

«Да уж непременно!» — фыркнув так, что расчистила снег аж до обледенелой брусчатки, я двинулась направо от двери, по самое пузо погрузившись в глубокий снег, наметенный за эти дни у основания донжона. Впереди, в темноте, подсвеченная отраженным от снега светом далеких факелов и фонарей, показалась большая яма. И еще одна. И еще… Похоже, существо прыгало через снег, пытаясь не выдать себя той траншеей, которую оставляла за собой я, сойдя с ведущей ко входу тропинки, и это еще раз подтвердило мою теорию о том, что данное существо, скорее всего, вело наземный образ жизни, ведь тот же самый грифон мог бы спокойно висеть в воздухе, не оставляя способных выдать его следов. Такс, и куда-же он направлялся?

— «К камерам!» — выдохнула я, дойдя до окошка, расположенного чуть выше моих колен. Снег едва доставал до его края, а забранные толстыми железными прутьями квадрат, представлявший собой всего лишь вытащенный из кладки кирпич, был настолько маленьким, что через него вряд ли пролезла бы даже моя нога, не говоря уже о целом грифоне. И именно возле этого места околачивалось неизвестное мне существо.

— «Черт!» — прошипела я, бросаясь вперед, к разворошенному возле окошка снегу, и взволнованно дергая черные, ноздреватые, покрытые ржавчиной прутья. Но нет – решетка держалась на удивление крепко, камни не елозили на своих местах, а из окошка на меня дохнуло смрадом застарелой, подсохшей крови и запахом немытого пера. Похоже, пленники были все еще на месте, но судя по осторожной тишине, царившей в непроглядном мраке подвала, они явно не спали, с тревогой вглядываясь в летевший из тюремного окошка снег, взбаламученный чьей-то ногой.

Что ж, следов подпила не было. Тогда что тут делал этот диверсант?

— «Эй, спим на посту?!» — рявкнула я, врываясь в караульное помещение, где клевали носом трое из Седьмой. Еще новички, они были лишены даже ключей, дабы ненароком не выпустили пленников из камер, а судя по их заспанным, покрасневшим глазам, весь наряд сладко «бдел» на посту, пока в их холодный предбанник не ворвалась злобно шипящая кобыла, мгновенно выместившая свое недовольство на первом же пони, попавшимся ей под копыто. Не правильно? Жестоко? Вообще-то за сон на посту полагается трибунал, моя милая Твайлайт!

— «Никак нет, мэм!» — два жеребца и кобыла вскочили со своих ковриков, вращая обалдевшими спросонья глазами – «Седьмая кентурия, третья контубер…».

— «Ясно! Опять седьмая!» — рыкнула я, тычком ноги зажигая погасший фонарь, присоединившийся к почти догоревшему факелу. Стало гораздо светлее – «Что, спали? В то время как враги крались среди наших порядков, пытаясь освободить этих пленных?! Всех расстреляйт! Расстреляйт унд повешайль на верьйовках!».

— «Но мы…».

— «Молчать! Где ключи? У тессерария?».

— «У кентуриона Тэйла!» — доложила одна из провинившихся, в своем желании вытянуться по стойке смирно закидывая голову едва ли не на собственную шею. Никогда бы не поверила, что такое возможно, если бы не увидела это сама – «Разрешите позвать?».

— «Уж постарайся!» — прорычала я, начиная вышагивать возле двери. Ждать пришлось недолго, и вскоре, в подвал ввалился Буши – лохматый, покрытый снегом и иголками, словно весь вечер он только и делал, что валялся в ельнике. За его спиной маячили двое северян, две угрюмые кобылы, буквально олицетворявшие собой мое собственное настроение.

— «Легат? Чего случилось-то?» — немедленно поинтересовался он, недоуменно разглядывая своего сердито сопящего командира.

«А командира ли уже?».

— «Открывай».

— «Так ведь без тессерария не положено…» — замялся тот, но увидев мой красноречивый взгляд, тотчас же решил со всем соглашаться — во избежание, так сказать – «Хорошо-хорошо. Только вот Сильверхуф позовем».

— «Зови» — согласилась я, приваливаясь к стене. Куда делась наша была оперативность и расторопность? Каждый занялся какими-то своими делами, уразуметь которых я пока не могла, при этом не отказывая себе в удовольствии стреножить командира на пару-тройку дней, чтобы не мешалась под копытами. Настроение вновь становилось все мрачнее, и даже оперативное прибытие тессерария, обходившей посты охраны, не смогло его улучшить. Стукнувшая копытом по груди Сильверхуф отперла, наконец, дверь камеры, продемонстрировав мне сгрудившихся в углу пленников, подслеповато моргавших на нас своими круглыми, птичьими глазами, после чего, вместе с кентурионом, недоуменным взглядом проводила меня до двери башни. Я не стала ничего объяснять своим офицерам – ни столь внезапного вызова к пленникам, ни столь явного желания добраться до запертых грифонов, и даже не стала, черт возьми, рассказывать им о следах, уходивших от того окошка обратно – через весь двор, в сторону лагеря наших местных союзников. Мне было достаточно того, что я увидела в тот момент, когда в башню, по моему зову, нагрянул кентурион Шестой Отдельной кентурии, состоящей из одних северян.

---

— «Значит, ты считаешь, что среди нас завелся предатель?» — недоуменно вздернул бровь Хай, переглянувшись с остальными кентурионами. Ох, как достали меня эти гляделки – каждый раз, когда он начинал посматривать на остальных я чувствовала себя так, словно вместо дельного предложения прилюдно и громко испортила воздух – «Мне кажется, это маловероятно. Особенно среди этих вот жителей Заброшенного леса. Они грифонов ненавидят, и не скрывают этого. Быть может, кто-то из дозорных услышал какой-нибудь шум?».

— «Ага. Поэтому сначала он поваландался вдоль палаток, а потом попрыгал, как белка, через сугробы!» — хмуро возразила я, с неудовольствием глядя на искрившийся за порогом палатки снег. Утро выдалось ясным и солнечным, но мой поднывавший живот, в очередной раз решивший среагировать на довольно регулярное, ежемесячное ухудшение моего самочувствия, полностью испортил мне настроение, как, впрочем, и все окружавшие меня пони, как один, принявшиеся издеваться надо мной, и строить за моей спиной разные козни.

— «Не выноси мне мозг, Хай! Он явно зачем-то подходил к окошку. Я думаю, что поговорить. Поэтому, Буши, ты лично обойдешь все контубернии в своей кентурии, ясно? Все, до единой. Назначишь или найдешь добровольцев, которые покажут все крупные или интересные поселения, реки, а также дороги или тропы, по которым смогут пройти наши земнопони, а заодно и приглядишься, кто не горит желанием этого делать, а кто наоборот, уж очень рвется куда-нибудь нас заманить. После – доложишь фрументарию. Ясно?».

— «Но почему ты думаешь, что это местные?» — вновь уперся Хай, словно баран, раз за разом подвергая сомнению мои выводы – «Ты же не видела ни того, кто оставил эти следы, ни грифонов, разговаривавших бы с этой персоной. Ты действительно грозила им смертью, как доложил мне караул?».

— «Только у северян имеются эти длинные щетки волос на ногах, которые, смерзаясь, превращаются в сосульки, и оставляют после себя эти странные следы! И да, именно поэтому я считаю, что предательство задумал кто-то из них! И именно поэтому я настаиваю на поиске этого нехорошего пони!» — ощерилась я, злобно обведя взглядом сидевших за столом офицеров. Буш недоуменно хмурился, Нэтл обалдело молчала, а Желли, с видом понячьего Будды, бесстрастно взирал сквозь пространство и время, делая вид, что происходящее его нисколько не касается. Все они, как по команде, отводили глаза, но я понимала, что если не дожму этих ребят, если вновь отступлю, дав слабину… — «А ты что, имеешь что-нибудь против этого?».

— «Знаешь, имею».

«Поздравляю. Тебе только что бросили вызов. Ну и скажи теперь, что я была не права!».

— «Имею» — вновь повторил примипил. Поднявшись, он обвел взглядом присутствующих, словно призывая в свидетели происходящего окружавших его пони. Сунувшаяся в палатку Минти торжественно внесла какую-то дымящуюся кружку, поставив ту возле жаровни – «Ты просто хочешь их крови, Раг».

— «О как!» — делано удивилась я, стараясь не трясти вдруг задрожавшими губами. Желудок мой сделал кульбит, и ледяным комом рухнул куда-то на пол – «И зачем мне это?».

— «Не знаю. Но это уже происходит не в первый раз» — все так же рассудительно произнес Хай, глядя мне в глаза. Нахмурившись, он продолжил говорить, легонько постукивая копытом по столу в такт каждой своей фразе, словно тем самым придавая им дополнительную весомость – «Уже не в первый раз ты набрасываешься на грифонов. Резня в Дарккроушаттене, затем – та попытка зарезать пленника, закончившаяся психозом. А то, что случилось несколько дней назад, лишь подтверждает мои слова. Ты вновь решила убить всех пленников, несмотря на устав, не смотря на декреты принцесс, повелевающих нам милостиво обходиться с нашими пленниками, и призывающих поступать точно так же другие народы. Ты вновь становишься неадекватной. Или ты тоже будешь это отрицать?».

— «Буду!» — рявкнула было я, но голос мой быстро истончился от боли, стрельнувшей откуда-то из-под хвоста – «Буду. Я вполне себе адекватна. А эти сраные твари понимают только язык силы и принуждения. Или ты собираешься это отрицать?!».

— «А это и не нуждается в отрицании!» — усмехнулся жеребец, ставя копыта на стол – «Поскольку утверждение твое ложно. Ты просто не осознаешь того, что происходит, того, что ты творишь, и поэтому мы должны тебе помочь».

— «Правда?».

Увидев движение крыла своего примипила, Минти схватила поднос, и с видом гордым и заботливым протянула мне стоявшую на ней чашку, наполненную каким-то жирным, желтоватым варевом, но тотчас же, взвизгнув, отлетела, когда мое копыто смело эту посудину, отправившуюся в полет — сначала к стене палатки, а от нее уже в сторону выхода, откуда послышался полузадушенный вопль ужаса, сменившийся дробным перестуком копыт.

«Ну надо же! Они даже эту шаманку сюда притащить не забыли!».

«Твои враги ничего не пускают на самотек. Учись. А лучше — подтяни сюда пару лояльных тебе кентурий, если таковые вообще есть».

— «Значит, вот оно как…» — протянула я сквозь зубы, яростно глядя на вскочивших кентурионов – «Вот так!».

— «Легат, мне кажется, ты не так поняла происходящее» — примиряюще крякнул Фрут, прекратив, наконец, попытки обозреть внутренним оком необъятные просторы вселенной. Что ж, я его понимала – этот сорокалетний жеребец не один воз яблок съел на такого рода интригах, и даже если бы я постаралась, то вряд ли бы смогла найти его сопричастность к происходившему в стенах этой палатки – «Я понимаю, что они поцарапали тебе ухо, а ты решила, что его вообще отрубили в бою, однако, мне кажется, что это не повод так настойчиво пытаться причинить вред твоим пленникам, сдавшимся, кстати, лично тебе».

— «Это было мое любимое ухо!» — огрызнулась я, с вызовом глядя на Хая, и лишь на него одного – «Мне вообще нравится мой организм, ясно? И я не люблю, когда его пытаются проткнуть чем-либо острым. А еще больше – когда его пытаются усыпить, чтобы он не мешался у вас на пути!».

— «Приведите, пожалуйста, Видящую» — не отрывая от меня взгляда, очень холодно произнес Хай.

— «Да пошли вы!».

Не выдержав, я вскочила, ударом крыла отбрасывая с дороги стол. Злоба, нарывом зревшая глубоко внутри, наконец-то лопнула, выплескиваясь на окружавших меня пони, едва успевших отскочить с моего пути, когда я, пыхтя, словно паровоз, ломанулась прочь из палатки, перевернув по дороге и котелок-жаровную, и прятавшуюся за ней желтую кобылу. Выскочив на улицу, я вскинула морду к безумно синему, глубокому как море небу, и издала долгий, разочарованный вопль, вложив в него всю обиду и злость, снедавшие меня изнутри.

Так вот значит, как! Меня пытаются выставить сумасшедшей!

«Ну что, кто тут был прав?».

Так вот значит, что! Меня решили просто и незатейливо отстранить от командования!

«Призови наших верных воев! Надень на пики головы тех, кто осмелился выступить против тебя!».

— «Заткнись!» — не сдержавшись, во всю глотку рявкнула я. Повернувшись, я резко и зло пошагала в сторону лагеря, шумевшего под стенами крепости. На одной из разрушенных башен мы оборудовали стеллажи для оружия и копий, которые пегасьи крылья и звенья могли бы подхватывать, и вновь возвращаться в бой, когда грифоны попытаются отбить у нас эту крепость, и теперь, я направлялась к висевшим вокруг нее крылатым воинам, прилетевшим на утренний развод.

— «Эй! Рэйн! Рэйни!» — взлетев на вершину башни, рявкнула я. Розовый пегас, командовавший разводом и назначением патрулей обернулся, и удивленно уставился сначала на меня, переведя затем глаза на что-то за моей спиной – «Патрули выставлены?».

— «Заканчиваем, Легат» — отозвался тот, приземляясь рядом со мной на крышу башни – «Только пара постов осталось. А что…».

— «Я закончу. А ты пока собери мне всю Первую – тех, что были со мной до всей этой херни, включая наш первый северный вояж. Всех пегасов, я имею в виду. Если не хватит до полной кентурии – доберешь из Второй, если кто-то окажется в лагере. Ну, и разумеется, за исключением тех, кто прыгает там, внизу, за моей спиной. В полной выкладке для похода. Понял?».

— «А заче…».

— «Ты понял, что я просила тебя сделать, кентурион?».

— «Эээ… Сделаем, Легат!» — несмотря на полное непонимание происходящего, явно отражавшееся на морде розового жеребца, пегас вновь стукнул себя по груди, и повернулся к висевшим неподалеку подчиненным, уже вовсю шушукавшимся и явно делящихся материалом для новых «шепотков». Эх, пегасы-пегасы… — «Так, вы слышали Легата! Собрать мешки и палатки! А ну, живее, живее!».

«Что-то подгнило в этой системе» — думала я, спускаясь с башни уже при коротком мече, чья портупея непривычно стесняла движения плечей. Доски уже гудели от стука копыт поднимавшихся легионеров, и не успела я выйти на стену, как нос к носу столкнулась с Нэтл, уже поднявшей копыто, чтобы ударить им в дощатую дверь башни. Увидев меня, пегаска живо отскочила назад, столкнувшись при этом с парочкой подпиравших ее сзади деканов – «А может, она существовала лишь в моей голове? Это был небольшой отряд, в котором я могла доверять всем, кто ходил под моим началом. Но для командования той же дивизией этого уже мало. Недостаточно одной личной лояльности состава для эффективного командования, явно недостаточно. И вот во что это вылилось».

— «Ну?!» — грозно вопросила я у севшей на задницу пегаски – «Есть что сказать?».

— «Мэм! Вы должны нас понять!».

— «Ужееееее! Уже поняла, моя дорогая!» — проревела я, вновь наполняясь ядовитой злобой при виде Хая, прямо с земли сделавшего красивую горку, и оказавшегося прямо передо мной. Его озабоченный вид, с которым он обычно совершал все самые нелепые и откровенно бесящие меня поступки, был последней каплей в чаше моего долготерпения – «А тебе что надо, примипил? Ты рвался к власти? Так бери ее всю – без остатка! А это тебе вдогонку!».

*БАЦ*

То ли это было солнце, что отразилось от пластин моей брони, то ли пегас был не готов к моему реву, но уклониться он не успел, и мое копыто безо всяких помех садануло его в нижнюю челюсть, запрокидывая голову, и отправляя в полет – вниз, на землю, видневшуюся в десяти футах внизу. Он еще пытался извернуться, взмахнуть крыльями, но не удержался в воздухе, и короткий штопор привел жеребца на вершину чьей-то палатки, с треском сложившейся под его весом.

— «Легат!».

— «У тебя тоже ко мне какие-то вопросы, опцион?» — пар был выпущен, и перед моими глазами вновь была стена и трое легионеров, уже не застилаемые алой пеленой, в которой вспыхивали молнии, озарявшие несущиеся куда-то черные фигуры с полупрозрачными перепончатыми крыльями – «Тебя тоже благословить на командование?!».

— «Легат, мэм! Я…».

Внезапно, что-то обхватило меня, словно холодное одеяло. Шапки снега, налипшие на полуразрушенные крепостные зубцы, рассыпались ворохом снежинок, миниатюрной снежной бурей принявшихся танцевать вокруг меня в поле магии, которой кто-то попытался спеленать мою чересчур деятельную тушку. Зарычав, я хлопком расправила крылья, с каким-то злобным наслаждением ощущая, как растягивается, рвется вокруг меня левитационное поле холодного, голубого цвета, как осыпаются вниз снежинки, блестя на солнце крошечными драгоценными камнями. Обернувшись, я пригнулась, и со злобной, мстительной радостью уставилась на вишневого единорога, стоявшего у основания стены. Схватившись за рог, тот переживал явно не самые лучшие мгновения своей жизни, однако ему достало сил перебороть себя, и поднять на меня слезившиеся от боли глаза. Мы долго глядели друг на друга – пегаска и единорог, объединенные когда-то одной целью, но теперь, оказавшиеся по разную сторону баррикад. Постепенно выражение сердитого непонимания на его морде сменилось какой-то странной гримасой, суть которой я не могла бы объяснить и сейчас, но в тот момент мне было абсолютно плевать, как отнесется мой, а теперь уже легионный фрументарий к устроенному мной кавардаку. Не я, не я затеяла этот фарс, и не я решила, что достаточно сильна для того, чтобы начать смену власти, упрятав надоедливого и глупого командира в местную дурку, предварительно напоив его какой-то отравой! Предчувствуя надвигавшуюся пакость, я переборола этим утром свою лень, и нацепила-таки доспехи, словно подсознательно предвосхитив желание собравшихся у меня в палатке кентурионов поиграть в «Мартовские Иды – 2»[19], и теперь могла только радоваться такому решению. Убедившись, что глядевший на меня Фрут перестал строить из себя Твайлайт Спаркл, и нашел себе более полезное занятие по откапыванию из вороха снега и парусины поверженного мною заместителя командующего Легионом, я прыгнула вверх и вперед, ударами крыльев поднимая снежные вихри, поднимавшие меня все выше и выше, в казавшееся бесконечным зимнее небо.

— «Аааааа… Ааааааат! Легааат!».

Небо и впрямь оказалось безбрежным. Чистая, холодная синева, сдобренная невесомыми, полупрозрачными облаками, каждое из которых напоминало газовый платок или мазок полусухой кистью на полотне морозного неба была тем, на что невозможно было сердиться. Тем океаном из ледяного воздуха, купаться в котором можно было бы вечно, если бы не холодные струи ветра, ворошившие перья и выдувавшие из нас все тепло. Пусть наши тела и были защищены туниками и свитерами, не говоря уже о войлочных поддоспешниках, прикрывавших тела от холода стылой стали, но не прикрытые крылья давали о себе знать струйками холода, проникавшими под тщательно подтянутый доспех.

«Да, засиделась я в теплой палатке».

— «Кто там еще орет?» — недовольно осведомилась я у летевшего рядом Рэйна. Безбрежная синева только начала проникать в мою душу, срывая с нее коросту из злобы и обиды, охвативших меня в нашем лагере, наполняя меня чем-то похожим на умиротворение. Но даже тут, в небе, я вновь оказалась кому-то нужна.

— «Опцион Нэтл, кажись» — обернувшись, розовый пегас снизился над нашим клином, чтобы получше разглядеть нагонявшую нас точку, оглашавшую своими воплями зимнее небо – «Ага. Точно, Нэтл».

— «И чего ей, спрашивается, нужно?».

— «Может, прилетела тебя обратно позвать?» — покосившись на меня, предположил один из пегасов, вызвав громкие смешки остальных. О произошедшем стало известно очень быстро, но странное дело, никто из собранной мной сотни пегасов не решился оспорить мое решение, покорно последовав за мной прочь от Кладбища Забытого. Конечно, нас было не ровно сто – часть моих ветеранов была в патрулях, часть пострадала в бою, но я надеялась, что вскоре доведу нашу численность до сотни, ведь мне почему-то совершенно не импонировала столь любимая пегасами система нечетных цифр, основой которой была семерка. Насколько я помнила, это сакральное число сложилось издревле, сложившись из подсчетов конечностей и хвоста летучих лошадок, игравшего огромную роль при полете – именно с помощью него производилась большая часть плавных, не резких маневров, и лишь при быстрых сменах курса, требовавших подключения задних ног. Но лично мне, получившей в наследство от Древнего десятичную систему счисления, такой способ счета казался чересчур сложным и не слишком логичным, поэтому я собиралась добавить немного единиц и нолей в пегасье царство семерок.

— «Ага… Там меня встретят, конечно. С распростертыми объятьями!» — желчно фыркнула я. Сверкавшая на солнце точка приблизилась, и теперь мы ясно могли видеть несущуюся за нами пегаску, облаченную в пегасью броню. Прошло еще несколько долгих минут, прежде чем она приблизилась настолько, что я смогла разглядеть длинный меч, болтавшийся на ее боку в такт взмахам рыжих крыльев. Пегаска разевала рот, но слов расслышать не удавалось – по-видимому, наоравшись на холодном ветру, она основательно посадила себе горло, и теперь могла только хрипеть – естественно, безо всякого эффекта, на таком-то расстоянии.

«Погоди-ка… Расстоянии?».

— «Эй, Рэйн! Сколько до нее, примерно?» — произнесла я, медленно переводя взгляд на летящего рядом пегаса. Затем вновь уставилась на приближавшуюся пегаску, отсюда, казавшуюся крошечной фигуркой с различимыми разве что крыльями и вытянутыми вперед ногами. Но стоило лишь мне поглядеть на нее, как молотящая крыльями точка тотчас же увеличилась, рывком приближаясь ко мне, словно изображение в хорошей подзорной трубе, и я прекрасно могла разглядеть, кто это, вплоть до не застегнутого ремешка у основания правого крыла, чья пряжка колотилась о ее бок, блестя на зимнем солнце.

«Что за бред?!».

— «Взмахов тридцать, если не пятьдесят» — ответил Рэйн, поднеся зачем-то к глазам правую ногу – «Ну, или триста этих самых метров. Примерно. А что?».

— «Мне стало интересно, смогу ли я правильно определить расстояние» — неохотно пояснила я, вновь и вновь тряся головой. Увы, даже тряска не смогла исправить произошедшего, и теперь мне приходилось контролировать себя, чтобы не начать блевать от неконтролируемого страха, словно ледышка, распространявшегося по моему горлу – «Просто я… Урррб…».

— «Эээ… Командир?» — оглянувшись, Рэйн заметил мою позеленевшую морду и мотавшуюся из стороны в сторону голову. Рывком переместившись ко мне, он нырнул под мой живот, и крякнув, принял на плечи мое беспомощно мотающееся в воздухе тело, едва способное лететь по прямой. Голова вдруг вышла из моего повиновения, мир вокруг закрутился, а желудок вдруг попытался устроить побег, едва не выпрыгивая из моего рта. Не способная остановить свой взгляд на чем-нибудь неподвижном, я медленно двигала головой, наталкиваясь глазами то на проносившиеся мимо облака, то на приближавшихся к нам пегасов, то на чьи-то ноги и хвост, мелькавшие у меня перед мордой. Окружающая реальность двигалась и искажалась, то приближаясь настолько, что я могла рассмотреть заснеженные кроны деревьев, проплывавшие где-то внизу, то вновь отдалялась, являя моему взору озабоченные морды тех, кто отправился со мной в этот полет. Наконец, мир вокруг превратился в холодный и влажный войлок тучи, на которую опустили мое тело, тотчас же зашедшееся в спазмах неконтролируемой рвоты.

«Это… Инсульт… Или нет?».

— «Голову, голову держите!».

— «Эй, не трогай ее, придурок! Видишь? Дышит командир. Значит, сейчас полегчает!».

— «Значит, примипил был прав – ее к Стоуну нужно».

— «Или в Кантерлот. Видать, опять…».

Голоса постепенно продирались сквозь туман, окутывавший мою голову. Ощущение головокружения проходило, и я все четче ощущала окружавших меня пони.

— «А ты откуда знаешь?».

— «Да у него две подруги в Мейнхеттен отправились, вот и знает!».

— «Ну, силен бродяга! Видать, и тут такое же».

— «Не дождетесь!» — проскулила я, лежа на таком хорошем, таком холодном, и таком неподвижном облаке пара – «Сами у меня родите, ясно?».

— «Эй, Раг! Командир!» — в поле моего зрения вплыла розовая голова с коротко остриженной, розовой гривой, забавными завитушками выбивавшейся из-под шлема – «С тобой все в порядке?».

— «Просто ohrenet как хорошо!» — кладя голову на облако, буркнула я, вновь прикрывая глаза, не в силах выносить вид трещинок на копытах обступивших меня пони. Стоило мне напрячь глаза, как они увеличивались в размерах до здоровенных разломов, а одно только движение дергающегося вперед пространства заставляло меня вновь и вновь ощущать накатывавшую на меня тошноту – «С глазами что-то…».

— «Тогда, быть может, вернемся?».

— «Еще чего!» — кряхтя, я поднялась, с благодарностью опершись на чью-то спину, заботливо поднырнувшую под мое крыло – «Время уже к обеду, а патруль мы еще не нашли. Не хотелось бы упустить наших ребят. Мне без них было бы совсем уж скучно».

— «Найдем, не сомневайся. Лиф и Колт не такие уж и олухи, чтобы поверить тому, что про тебя скажет примипил, так что когда они узнают, то сразу рванут на наши поиски. Так что можем даже не дергаться, а располагаться на стоянку, и спокойно их подождать».

— «Ага, с вами подождешь, как же…» — пробормотала я, приоткрывая один глаз – «Блядь! Блядь-блядь-блядь! Что за хрень!».

— «Что с ней случилось?» — раздался возле моего бока знакомый голос – «Травма? Высотная болезнь? Солнечный удар?».

— «Я, между прочим, все еще тут!» — не открывая глаз, насупилась я, прижимая к себе крылом крякнувшее от неожиданности тело – «И просто онемела от восхищения, услышав столько интереснейших диагнозов. Меня, может, от окружающих рож блевать тянет!».

— «Тогда вам стоило бы оставаться в лагере, мэм. Там это делать было бы гораздо удобнее, да и полежать есть где. Может, вернемся?».

— «Еще чего!» — приоткрыв глаза, я постаралась как можно дальше отвести свою голову, словно дальнозоркий орел, разглядывая вертевшуюся под крылом кобылу – «Нэтл? А тебе чего тут надо? Возвращайся обратно к твоему кентуриону, и помоги уж лучше ему – насколько я помню, он поскользнулся, и случайно упал с лестницы. На голову. Два раза».

— «Я… Эммм… Видела. Случайно» — призналась та, с каким-то непонятным подозрением начиная разглядывать то мой подбородок, то нос, а затем и глаза – «Подождите-ка, мэм! Вы меня нормально видите? Или то лучше, то хуже?».

— «Как я могу тебя нормально видеть, когда ты все время вертишься у меня перед глазами?!» — вскипела я, ощутив, как копыта рыжей тянут мою голову куда-то вниз. Вырвавшись, я вновь запрокинула шею, стараясь как можно дальше отвести назад голову – «Эй, да отцепись ты! Убери лапы, пока не сломала их nahren!».

— «Растяпы!» — отпустив мою голову, Блуми Нэтл напустилась на стоявших вокруг пегасов — «Да у нее же ППА! Она нас вообще не видит! Ну и куда вы ее волочете?».

— «Поглядунчик? Да ладно?!» — не поверил Рэйн, по примеру Нэтл, зачем-то заглядывая мне в глаза – «Он же только у жеребят и бывает!».

— «А вообще, похоже» — буркнула третья кобыла. На ее броне красовались черно-желтые шашечки санинструктора, идущие вдоль стальных пластин сегментарной брони, которые зарябили в моих глазах, вновь заставив болезненно сморщиться, и перевести взгляд на далекое облако, радостно рванувшееся ко мне, словно притянутое магнитом. Но все равно, полегчало – «Мэм, вы хорошо видите удаленные предметы?».

— «Просто замечательно!» — сквозь зубы произнесла я, слыша вокруг усиливающийся гомон – «А вблизи – так просто отлично. Теперь осталось сделать так, чтобы они не меняли друг друга со скоростью Тэйла, пожирающего усиленный доппаёк!».

— «Х-ха! А ведь и вправду, ППА!» — восхитилась фельдшер, начиная копаться в сумке, откуда вскоре появились здоровенные гогглы с затемненными стеклами – «Вот, мэм. Наденьте. Увидите, станет гораздо легче».

— «Ну, если ты так думаешь…» — недоверчиво произнесла я, снимая давящий голову шлем, и начиная возиться с резинкой, все время путавшейся у меня в волосах. Наконец, с помощью нескольких дружеских ног, я все же смогла нацепить на себя непослушный предмет, тотчас же приглушивший яркое зимнее солнце – «Ну… Не так что бы лучше… Но все-таки…».

— «Сразу это не пройдет, по себе знаю» — авторитетно заявил розовый пегас, придерживая меня крылом, пока я шла к краю приютившей нас тучки. Затемненные линзы окрашивали мир в приятные, желто-коричневые тона, напоминавшие о летнем вечере в Понивилле, а предметы и вправду перестали выпрыгивать мне навстречу, стоило лишь навести на них взгляд. Но если постараться, и напрячь глаза, вот так…

— «БУУЭЭЭЭЭ!».

— «Оп! Аккуратнее, не напрягайся! Смотри куда-нибудь вдаль».

— «Я и так уже…» — простонала я, смаргивая выступившие на глазах слезы после очередного приступа короткой и злой рвоты. Что ж, оставалось надеяться, что далеко внизу не было каких-нибудь поселений или деревень, которые могли бы стать жертвой моего харчемёта – «Что это за говно такое, а? Снежная слепота?».

— «Не, это просто поглядунчик».

— «Рэйни…».

— «Ну, я не знаю, что это такое, это тебе наш санинструктор расскажет, она мастак в таких умных словах» — хмыкнул розовый пегас, зачерпывая крылом облако, словно кисель, и размазывая мне по морде – словно паром обдал. Пролетавшие мимо пегасы вновь построились в походный ордер-клин, галдя и переговариваясь о чем-то, словно стая синиц – «А вообще, это такая детская болячка, которой страдают только жеребята, только-только вставшие на крыло».

— «Но я-то уже давно летаю!» — попробовав повертеть головой, я осторожно расправила крылья, сердито рыкнув на тотчас же оказавшуюся у меня под боком рыжую пегаску, и аккуратно поднялась в воздух, для надежности, закрыв глаза. Ветер подхватил меня и понес вперед, вдогонку улетающему клину, небрежно шевелившему крыльями в сторону большого поселения, на которое указали нам северяне. Пока, по моему особому распоряжению, в контакт с поселенцами Легион не вступал, ограничиваясь разведкой и патрулями, долженствующими убедиться в том, что аборигены не сотрудничают с грифонами – по крайней мере, в открытую, ведь в то, что химеры прошли мимо самого крупного поселения северных земель, я не очень-то и верила, впрочем, как и все остальные. И именно на этом пути я собиралась перехватить наших разведчиков, которым пришел уже срок возвращаться назад, если бы не эта странная болезнь, так негаданно навалившаяся на мою и без того больную голову.

И что это вообще за «поглядунчик» такой?!

— «Это ППА, или Приступ Пегасьей Аметропии» — объяснила мне на привале декан. Исполнявшая обязанности санитарного инструктора в своей контубернии, все оставшаяся время с момента той неожиданной остановки в пути она держалась ко мне поближе, бдительно следя за мной, словно приставленный Хаем соглядатай. Конечно, я была далека от того, чтобы всерьез подозревать ее в чем-то недобром – в конце концов, с ролью подсадной утки отлично справлялась и Нэтл, так же не отходившая от меня ни на шаг – «Аномалия рефракции глаза, свойственная для новичков, впервые поднявшихся в небо».

Костер, потрескивая, сыпал искрами в небо. Расположившиеся на отдых пегасы ожидали, закутавшись в плащи, когда вернутся разведчики, посланные мной в видневшийся далеко-далеко, на возвышенности, бург. Замок местного владыки, напоминавший издалека огромный деревянный барак, казался единственным освещенным местом, словно огонек свечи, озаряя окружавшую его ночь. Расположенный в центре огромной каменистой равнины, городок был одновременно и крепостью, убежищем для гонимых войной, голодом или иными несчастьями северян, скрывавшихся за его деревянными стенами в час нужды. Зачем было строить деревянный город посреди безлесой равнины, усыпанной обломками камней, притащенных сюда, по-видимому, когда-то ледником, было выше моего понимания, хотя при первом приближении он казался довольно милым… Ну, на мой неискушенный взгляд.

— «Я уже не первый год в небе, хотя летаю и довольно-таки скверно» — призналась я, переводя взгляд на огонь, и старательно расслабляя глаза, как учила меня санинструктор. Нараставшее ощущение напряжения, притаившееся где-то позади глазных яблок, медленно отступило, как отступила и следовавшая за ним головная боль – «Я уж думала все, инсульт шарахнул, в молодые годы».

— «Простите, мэм? Какое оскорбление?»[20].

— «Нет, не оскорбление, а… Не знаю как сказать. Мозговой приступ, во!».

— «Аааа, строук! Ну нет, мэм – вам еще до этого далеко. Вы молодая, спортивная, половозрелая пегаска, поэтому вряд ли с вами должно произойти что-нибудь подобное».

— «Удар? Какой удар?»[21] — теперь была моя очередь таращиться на белую кобылу. Сидевшая по другую сторону костра Нэтл хрюкнула, с трудом подавив смешок – «Ээээ… Ладно, не важно. Так почему это вдруг меня так ударило, а?».

— «Не имею ни малейшего понятия, мэм» — развела копытами та, бросив неодобрительный взгляд на развеселившегося кентуриона – «Обычно это происходит после первых полетов, когда глаза и мозг пегаса приспосабливаются к огромным пространствам и скоростям, и именно поэтому жеребятам так необходимы инструктора, которые могли бы следить за ними, и в нужный момент подставить свое крыло. Конечно, бывают исключения, но обычно это связано либо с болезнью, либо с какой-либо наследственной патологией, и такие пегасы хорошими летунами не бывают по определению. Даже посредственными – и то вряд ли. А возвращаясь к вашему приступу, могу сказать, что вам необходимо носить очки, и постоянно быть под присмотром – приступы могут следовать один за другим, пока не проходят сами, в течение месяца. Однако могут быть и исключения – сами понимаете, это первый случай на моей памяти, когда ППА случается у молодой, рожавшей кобылы, уже давно вставшей на крыло. По возвращении домой вам обязательно стоит посетить своего лечащего врача».

— «Спасибо. Я так и поступлю» — отпустив пегаску, я еще долго глядела в костер, не обращая внимания на аккуратно подползавшую ко мне Нэтл. Я сбежала – но что же делать дальше?

«Знакомое ощущение, знаете ли» — мысленно обратилась я и к уже давно замолчавшему Древнему, как и к своей шизофрении, в отсутствие старика, болтавшей без остановки – «Очень знакомое. Пока все в порядке – отбоя от желающих поуправлять тобой нету! А как только случается какая-нибудь хрень…».

Тишина. Только треск костра, темные ели, да покусывающий морозец, пробирающийся даже под плащ.

«Ну и что же прикажете делать? Как дальше быть? Мы сбежали, и возвращаться я не намерена. Но тогда во весь рост встает вопрос жилья, еды и банальной безопасности – с сотней пегасов, увы, много не навоюешь. Конечно, можно было бы посылать кого-нибудь в крепость за провиантом, но это уже попахивает каким-то детским бунтом, когда можно не разговаривать с родителями, но каждый раз, надувшись, спускаться в столовую к обеду или ужину. Да и объедать своих же… Брррр! Ну уж нет, предел есть всему. Хотя и гонять в Новерию за провиантом тоже не вариант…».

— «Мэм?».

— «А? Что?» — очнувшись, я подняла голову, пытаясь сморгнуть огненные всполохи. Погрузившись в нелегкие мысли, я уставилась на костер, и теперь пыталась понять, кто или что попытается меня сожрать, ну, или еще как-нибудь обезвредить, скрутив и напоив неизвестным отваром из яиц мадагаскарского скунса, настоянных на экскрементах летучих мышей.

— «Это я, мэм. Опцион Блуми Нэтл, мэм».

— «Аааа. Вижу» — подслеповато щурясь на рыжую кобылу, оказавшуюся у меня под бочком, выдала я, лихорадочно пытаясь вспомнить, не пыталась ли я, по привычке, бормотать что-нибудь в тишине, ведя разговор сама с собой – «Ты это… Не подкрадывайся так, ладно? Зашибу ж».

— «Хорошо, мэм. Как скажете» — помолчав, пегаска вновь завозилась рядом со мной, безо всякой цели подбрасывая ветви в гудевшее пламя – «Скажите, а… А что будет дальше?».

— «Дальше? Дальше будет интереснее» — поежившись, я не поленилась подняться, и подбросила в костер еще пару веток, сложенных возле костра. Сырая еще древесина зашипела, заскворчала, защелкала, выбросив в темное небо сотни мерцающих искр. Густые, покрытые снегом ели надежно скрывали нас от взгляда с равнины, но почему-то я не сомневалась, что местные разведчики знали, где мы – «Трудно, быть может, даже слишком трудно. Иногда – невыносимо. Но думаю, что-нибудь обязательно будет».

— «Разрешите вопрос?».

— «Вопрошааааааай…» — безо всякой охоты процедила я, прекрасно понимая, каким будет следующий вопрос – «Хотя я могла бы поставить подкову против гнилого яблока, что ты хочешь узнать, почему все это произошло».

— «Так точно, мэм».

— «А почему бы тебе самой не подумать?».

— «Ну… Не могу знать, мэм!».

— «Можешь, еще как можешь» — фыркнула я в ответ на это стандартно-уставное заявление. Несмотря на склонность к кое-каким причудам, характерным для одиноких, но изо всех сил пытающихся найти себе спутника жизни кобыл, пегаска казалась мне толковым офицером, куда более компетентной, чем я, и такой ответ меня абсолютно не устраивал – «Это ты сейчас пучишь глаза и изображаешь гастата, хотя я буквально слышу, как шуршат мысли в твоей голове».

— «Прошу прощения, мэм. Это ветки трещат в костре, мэм».

— «Значит, их нет?» — хитро покосившись на отвернувшуюся к костру пони, я хмыкнула, и вытащив из мешка Когти, провела по ним мягкой тряпочкой, любуясь их однотонным, белым цветом, так красиво и гармонично смотревшимся на черном бархате на моем копыте. Привлеченная сухим шелестом кольчужного рукава, на который крепились красиво выгнутые щитки, покрытые таинственными гравировками, опцион бросила прутик, которым ковырялась в огне, и с интересом уставилась на это произведение древних мастеров.

— «Ну, если нет…».

— «Я хотела бы спросить, если это будет позволено, мэм…» — наконец решилась та, не отводя глаз от молочно-белых, изогнутых, словно когти, клинков – «Со всем уважением, мэм – зачем вы убежали?».

— «Убежали?» — распахнув глаза, я вновь откинула голову, и поглядела на Нэтл, в очередной раз забыв про контроль над глазами – «Мы? Убежали? Хха! Эй, Рэйни! Скажи, ты почему убежал из лагеря Легиона, а?».

— «Я тут, командир!» — поднялась из-за соседнего костра розовая фигура, впрочем, облегченно плюхнувшаяся на землю при виде успокаивающего взмаха моего крыла – «А, ты про крепость… Так мы же не убегали, а улетели. С тобой».

— «И что, никаких сомнений?».

— «А какие могут быть сомнения?» — удивился пегас, все же покидая свое насиженное место на спальнике, и подходя к нашему костерку – «Ты приказала, мы отправились следом. Хорошо, что ты сама решила прогуляться – теперь этим выродкам пернатым точно конец! Я уже и команду сколотил, которая пленных в крепость эту таскать будет, если ты их всех не перебьешь, и за картами заскочить успел, которые мы с ребятами рисовали…».

— «Молодец! Только этой, желтой, не говори. Удавится жеж с тоски и отчаяния, что ее «режим и правила» больше никому не нужны, как и эти примерные карты» — хохотнула я, кивком отпуская кудрявого пегаса, и вновь повернулась к рыжей кобыле – «Вот видишь? Никаких сомнений, никаких душевных терзаний. Приказ есть приказ – на этом и стоит вся армейская служба. Ты ведь, кажется, тоже когда-то служила?».

— «Недолго, мэм» — было видно, что о беременности и последующем за ней выкидыше говорить пегаске совсем не хотелось – «Многие из тех, кто когда-то был в Гвардии, пришли в Легион. С разными целями, конечно же».

— «И с какой же пришла сюда ты?».

— «Служить Эквестрии, мэм!».

— «Тогда можешь идти» — я напустила на себя абсолютно равнодушный, и чуточку раздраженный вид – «Временно вольешься в крыло Рэйна – ведь это то, для чего тебя сюда послали, верно? Будешь поближе к принимаемым решениям, ничего интересного, опять же, не пропустишь… Свободна».

— «Мэм!».

— «Не трать понапрасну мое время, пегас!».

— «Я пришла сюда для того, чтобы послужить Эквестрии, мэм!» — не решаясь ни уйти, ни присесть обратно, Нэтл переминалась с ноги на ногу, нервно вздрагивая на крепчавшем морозце. Или, быть может, из-за смешков, доносившихся от соседнего костра – «Это правда! Хотя и платят тут меньше, а вся эта… Весь этот отряд больше похож на наемников, чем на настоящих гвардейцев».

— «Ну и зачем же тогда ты пришла сюда?» — удивленно вскинула я брови, не до конца понимая смысл всей этой сценки «внезапная искренность». Впрочем, мою подозрительность можно было понять – ведь еще этим утром те, кому я доверяла, собирались упрятать меня за решетку. Возможно, даже в соседнюю камеру с теми грифонами, до которых я так и не добралась – «Страсть к приключениям? Как-то сомнительно… Желание утереть нос бывшим товарищам? Тоже не вяжется с твоим характером, особенно после заявления о деньгах… Так зачем, опцион?».

— «Я не хотела начинать все с начала, мэм. Ну и деньги тоже не помешают, конечно же» — повинуясь приглашающему движению моего крыла, она присела рядышком, изо всех сил демонстрируя внимание и искренность. Святая простота… — «Я же пегас, мэм. А все новое, неизведанное – это про нас! Мы первые бросаемся исследовать новые земли, а на плакатах, призывающих вступать в Легион, он описывался как пограничная стража, стоящая возле границ с неизведанным. Ну и книга эта тоже произвела впечатление».

— «Все говорят об этой книге, словно о каком-то произведении невиданной художественной силы и ценности!» — надувшись при первом же упоминании этого произведения, буркнула я – «Я его еще не читала, но целиком и полностью осуждаю! Приключений мало, герои плоские и невыразительные, героиня – полная Мери Сью[22], автор – вообще моральный урод, наполненный комплексами по самую макушку…».

— «Вы его не читали?» — теперь уже неподдельно изумилась рыжая кобыла – «Но я думала…».

— «А ты его читала? И что, не пыталась выспросить у остальных, как это было на самом деле?».

— «Ээээ… Нет, мэм» — обескураженно притухла та – «В Бастионе были собраны только те, кто пришел в Легион позднее, а потом на нас навалилось столько дел… К тому же, мне кажется, что это могло бы задеть чьи-то чувства, ведь среди тех, кто бился возле того замка, были и погибшие, и покалеченные пони».

— «Все было не так героически, как пишут в этой книжонке» — буркнула я, вновь уставившись в костер. Мороз крепчал, и несмотря на ревущее пламя, заставлявшее кучерявиться шерсть на моей морде, спина уже начинала потихоньку подмерзать даже под теплым шерстяным плащом – «И совершенно не так однозначно. Разбить мы их разбили, но стратегической инициативы проявлено нами не было, плацдарм для развертывания Гвардии не захвачен… Мы даже не сменили позицию, чтобы своим присутствием угрожать флангам грифоньего войска, колотившегося тем временем в оборону командора Шилда, развернутую возле Пизы и Дракенриджских гор. Так что это была просто небольшая, локальная победа над бандой, посланной отвлечь Гвардию, и отрезать Кантерлот от востока страны. И командовала тогда не я, а Хай Винд, пока я скрывалась под личиной простого легионера».

— «Но в книге…».

— «Не читала. Но осуждаю!» — отчеканила я, с силой шуруя палкой в костре. Рассердившийся огонь злобно накинулся на исходящую паром древесину, выплюнув в небо трещащий фонтан искр – «И вообще, опцион, чего ты ко мне привязалась? Тебе поручили следить за мной, а не лезть в душу, правда? Выполнишь свою задачу, и может, даже до кентуриона дорастешь – в тебе есть задатки, и не зря Хай тебя приблизил, очень даже не зря. Одобряю его выбор, так и знай».

— «Он беспокоится о вас, мэм» — тихо призналась пегаска, стараясь как можно незаметней подобраться поближе – «И меня послали не следить за вами… Ну, то есть не совсем следить. А следить, чтобы вы не влипли в неприятности… Опять. Простите, мэм, это была формулировка самого примипила».

— «Примипилу пора взрослеть» — я старалась говорить ровно, хотя мои чувства все-таки выдали дрогнувшие копыта, едва не переломившие зацепившуюся за что-то ветку. Костер вновь дохнул искрами, зашипевшими, словно старя рассерженных змей – «И я собираюсь дать ему возможность совершить этот благородный поступок».

«А заодно и ощутить на своей шкуре не просто тяжесть ежедневной рутины, а еще и полную ответственность за принимаемые решения».

«Ох, как благородно! Признайся, ты ищешь себе оправдания, а эта хитрюга соблазняет тебя мыслью о том, что ты не виновата, что всему виной лишь ссора между хорошими друзьями. А на самом деле, ты просто просрала все то, чего добивалась уже несколько лет!».

«Заткнись уже, мозг!».

— «Но…».

— «Это не обсуждается, опцион!» — отрезала я, наконец, освободив свою палку. Увы, побывав в костре, она прогорела, и мне пришлось с отвращением отбросить дымящийся, обугленный сучок, оставшийся от некогда длинной сосновой ветки – «Я собираюсь действовать так, как считаю нужным, и если посчитаю необходимым напомнить о субординации зарвавшемуся жеребцу, то пощупаю морду кому бы то ни было еще не раз, и не два. А если я еще раз увижу этого придурка… То он не отделается одной лишь разбитой мордой или сломанной челюстью. Это понятно?».

— «Да, мэм! Ваше решение оставить меня в крыле кентуриона Рэйна все еще в силе?».

— «Именно» — подвела я итог этим коротким переговорам. Вольно или невольно, мы обозначили наши позиции, и хотя мне показалось, что меня не поняли, я четко дала понять, что теперь новоявленный командир Легиона остался один на один с тем, что устроил тем утром в крепости, и с теми решениями, которые ему придется в мое отсутствие принимать. Пускай повертится, как уж на сковородке, пока я займусь чем-нибудь общественно полезным – например, установлю контакт с аборигенами, отчего-то еще не лезущими к пришедшим на их земли эквестрийцам с хлебом, солью и заверениями в вечной дружбе.

Кстати, о заверениях…

— «Командир!» — пони, сидевшие вокруг костров, принялись подниматься, один за другим, забрасывая в седельные сумки спальные мешки. Тряхнув мохнатые лапы стоявшей неподалеку ели, разразившиеся настоящим снегопадом, ко мне уже спешил Рэйн, сопровождаемый по пятам двумя легионерами, тяжело сопящими и пускающими облака пара, словно закованные в сталь драконы.

— «Раг! Тут наши вернулись!».

— «Аааа, Лиф, Колт!» — подойдя, я похлопала крыльями по спинам дружески сдавившим меня легионерам. Жеребец и кобыла, сестра и брат, они последовали за мной из Обители, и с благословения Госпожи помогали в становлении еще небольшого тогда подразделения, не дотягивавшего даже до сотни, и теперь возглавляли нашу разведку. Ребята не слишком ладили с остальными вояками, открыто предпочитая пегасов в качестве собственных подчиненных, но за последние несколько лет у нас не было лучших разведчиков и патрульных, чем эта парочка близнецов.

— «Ну что, уже получили метки?».

— «Издеваешься!» — грустно хмыкнул Колт, рефлекторно потрогав копытом собственный круп – «Так и умру, во цвете лет, пустобоким!».

— «Ну, зато не нужно будет ломать голову над тем, как получить свою метку, верно?» — мрачно пошутила я – «Ладно, что там? Следы присутствия грифонов есть?».

— «Есть, как же им не быть? Ох и есть!» — вступила в разговор Лиф. Меня она совсем не интересовала, даже в качестве грелки на ночь, а вот я, по ее мыслям, была просто рождена для того, чтобы затащить ее в свою командирскую койку, и даже если еще не осознала этот простой и непреложный факт, то только потому, что она недостаточно часто и настойчиво об этом упоминала – «Но это конфиденциальные сведения. Только для твоих ууууушек. Расскажу, когда разобьем лагерь, ладно?».

— «Ага. А потом в наш спальный мешок влезет мой муж, и устроит нам казнь» — фыркнула я, с удовольствием глядя на перекосившуюся рожу кобылы. Лиф на дух не переносила жеребцов, а уж тех, кого не удавалось отпугнуть нарочитым недружелюбием или угрозами засудить до трусов, откровенно побаивалась. Графит возглавлял список тех, от кого она предпочитала держаться подальше, хотя его самого это скорее интриговало, и я уже давно постановила себе контролировать все телодвижения этой кобылы – впрочем, как и Твайлайт.

— «Фууу! Он же… Нет, как ты вообще можешь разрешать ему трогать себя? Ты хоть видела, какого он размера?».

— «И не только видела, моя дорогая. Но тебе не скажу!» — гордо отрезала я, передразнивая синюю шаловливку – «А теперь, расскажите-ка поподробнее, что именно вы там нашли».

— «Ну, грифоны там точно есть» — перестав ломаться, доложились наши разведчики, хитро поглядывая на собирающуюся вокруг костров толпу – «Не один и не два. Должно быть больше, но у каждого из них есть свое дежурство на морозе, которое они несут неукоснительно, по строгому графику, пусть и не совсем добровольно. Поэтому с этой стороны нам опасаться пока нечего… Наверное. А еще, нас заметили, и пригласили в гости».

— «Вас обнаружили? Ночью? В темноте?» — насторожилась я. Несмотря на все чувства, что я питала ко всему, расположенному севернее Кантерлота на карте страны, из этих драчек с грифонами я вынесла для себя одно интересное наблюдение – пернатые очень и очень хреново видели в темноте. Не все, конечно же – например, тот же Кабанидзе, как и все представители совиных, одинаково хорошо видел как днем, так и ночью – однако грифоны, как я вынесла из личного опыта проникновения в Дарккроушаттен, хоть и не слепли ночью, аки куры или глухари, но видели гораздо хуже, что немало помогло мне той холодной северной ночью. И вот тут такой поворот…

— «Местные выставляют дозоры» — объяснила мне Лиф, не заметив моего недоумения и тревоги – «Они называют их «секретами», и поэтому-то нас и обнаружили, когда мы подлетели к тому огромному дому. Сами, конечно, виноваты…».

— «Расслабились. Решили, что тут на небо смотреть не привыкли» — добавил Колт, похлопывая по бокам озябшими крыльями. Кончики маховых перьев покрылись инеем, и забавно торчали в разные стороны, посвистывая при каждом взмахе крыла – «Но вроде бы все обошлось. Поговорили со старой пони, которая тут всеми правит, и они пригласили нас в гости… Вроде бы».

— «Вроде бы?».

— «Да мы половину не поняли из того, что они говорили!» — скривившись, помотала головой синяя пегаска – «Все на каком-то старом языке, как… Ну, как ты иногда говоришь. И акцент у них похож на твой, только сильнее. И эта привычка говорить, набив рот жратвой… Ужасно! Я сначала вообще их не поняла».

— «Ну, спасибо, Лиф!» — иронично фыркнула я, взмахом крыла отправляя Рэйна собирать манатки – «Хорошо еще, что ты так деликатно пощадила мои чувства, и не стала добавлять «жрут, как Легат». Польщена, крайне польщена».

— «Прости, командир. Просто эта дурёха все время хочет есть» — отвесив сестре подзатыльник, покаялся за нее жеребец – «Но акцент и вправду похож, только гораздо сильнее. Меня все время забавляет, когда они произносят «оу» вместо простого «о», как все нормальные пони».

— «Еще один!» — закатив глаза, я задрала голову к ночному небу, призывая звезды в свидетели того, как сильно окружающие меня пони любят и лелеют своего командующего. Ежившиеся от мороза пегасы смеялись, и ежась от пощипывающего нас морозца, принялись тушить и затаптывать костерки, собираясь в дорогу – «Сегодня меня просто захвалили! Счаз, мать вашу, покраснею, как новобрачная!».

— «Будьте так добры, Легат. Это будет тааааак мило с вашей стороны!».

— «Гады вы все!».

— «Эй! А ну-ка прочь от командира!» — вмешалась синяя пегаска, вставая передо мной, и наклонившись, развела в стороны крылья, имитируя боевую стойку атакующего пегаса. Ну, а заодно, и давая мне неплохую возможность рассмотреть те части ее тела, которые я, уже долгое время, демонстративно старалась не замечать – «Прочь! Быстро собирайтесь! Это моя начальница, ясно?».

— «Это моя добыча!» — передразнила я разошедшуюся Лиф. Почувствовав под хвостом немаленьких размеров снежок, кобылка взвизгнула, и свечкой ушла в небо, откуда спустилась под аккомпанемент дружного гогота всей пегасьей кентурии, и хлюпая носом, скрылась за спинами товарищей по оружию. Усмехнувшись, я конечно же решила извиниться – но позже, после того, как решу все наши проблемы, которые я сама себе создала, устроив этот демонстративный побег.

«Не побег. Рейд крыла диверсантов по тылам тупых куриц, возомнивших о себе невесть что».

«Ааа, так теперь ты одобряешь эту «глупость», да? Ну ты погляди, какая смена мировоззрения!».

«При должном осмыслении, даже такой тупой глупости можно найти множество применений. В этом и заключается одна из граней хорошего командующего – превращать поражения в победы».

«Я говорила это когда-то… Или мне говорили? Не помню» — мрачнея, подумала я. Все больше и больше признаков шизофрении всплывало в моем анамнезе[23], но теперь я научилась бороться со своей обеспокоенностью… Или скорее, загонять ее куда-то вглубь, откуда она, очень скоро, должна была вырваться, сметая все на своем пути, и моей задачей было лишь следить, чтобы этот взрыв не нанес уж слишком много повреждений окружающим меня существам.

В конце концов, я уже ходила по краю ножа, и в конце пути меня ждала бездна. Приговор был отсрочен, но, как выяснилось, это была очень недолгая отсрочка.

— «Так что, Колт – нам безопасно соваться в тот город? Сколько их там, как думаешь?».

— «Несколько тысяч, командир» — четко отрапортовал пегас, втихаря грозя своей сестре копытом – «Правда, большая часть – старики и молодежь. Не знаю, куда делись взрослые, но если ты хочешь познакомиться с ними – то сейчас самое время. Тем более, нас пригласили».

— «Правда?» — а вот это уже был сюрприз – «Так и сказали, мол, приглашаем вас к нам, на ужин? А кто выступит в качестве главного блюда?».

— «Ну… Первая Мать, конечно, выразилась не совсем так…» — замялся наш разведчик, отводя глаза в сторону – «Но ты же понимаешь, их акцент… Я плохо ее понял».

— «Колт. Я сейчас тебе сломаю что-нибудь важное» — негромко пригрозила я, начиная беситься от ощущения, что мои соратники и подчиненные, по примеру своего примипила, начинают общаться со мной, как с недалекой блондинкой – «Мы тут уже окоченели, поэтому будь конкретнее, негодяй! Или спать ляжешь без хвоста!».

— «Она приказала привести тебя к ней» — ковырнув копытом снег, признался пегас с таким видом, словно это он отдал такой приказ – «И всех, кто с тобой. Они хотели пойти сами, но я убедил старую кобылу в том, что ты сама будешь не прочь увидеться с ней, и охотно придешь… В этот… Дом».

Последние слова синий жеребец произнес едва слышно, и закончив доклад, тотчас же юркнул за спину Рэйну, словно испугавшись моего взгляда. Застыв, я смотрела сквозь стоявших рядом со мной пони, не замечая ни блеска доспехов, ни подрагивавшие от холода ноги и спины под укрывавшими их, шерстяными плащами.

«Она осмелилась приказывать НАМ?! Хватает наглости у этих дикарей противиться той, что исполняет волю пославшей ее? Грязные деревенщины да будут втоптаны в грязь, где им и место!».

Прищурившись, я по-новому взглянула на бург; на венчавшее вершину холма строение, выглядевшее с моего места маленькой щепкой, прикрытой шапочкой снега; переведя затем взгляд на окружавших меня легионеров — осторожно отступивших назад. Наверное, впервые с момента появления этого странного голоса в моей голове, я не могла не согласиться со своей шизофренией, и хотя не собиралась признавать этого вслух, я едва не ляпнула все те ядовитые мысли, что озвучивал в моей голове забавный кобылий голосок. Сейчас было совсем не время выделываться, особенно тем, кто трясся от холода в зимнем лесу, словно бесприютные скитальцы, с надеждой поглядывая на ярко освещенную постройку, манившую, словно путеводный маячок, с вершины древнего холма.

«Мы справимся. Обязаны справиться. И будь что будет».

— «Ну что же, Колт…» — мрачно буркнула я, оценивающе глядя на своих товарищей и подчиненных. Собравшиеся пони ежились, но все еще бодро поводили боками под тяжелыми мешками, предусмотрительно захваченными в дорогу – «Веди нас к этой гостеприимной хозяйке. Но будьте настороже – после таких заявлений я уже и не знаю, чего можно ожидать от аборигенов, живущих среди этих проклятых лесов».

---

— «Ндямс… Теперь я понимаю, о чем шла речь» — процедила я, глядя на клетку. Узкая и высокая, она напоминала башенку, склепанную из грубых стальных полос устрашающей толщины, и помещенный в нее пленник мог находиться внутри либо стоя, либо скрючившись, лежа на решетчатом полу, через которых свободно пролезали его лапы, даря жестокое и призрачное ощущение близости долгожданной свободы. Лежавший на ее дне пленник, похоже, уже расстался со всеми своими иллюзиями, и не двинулся, даже когда наш проводник ударил сучковатой палкой по рыжим от ржавчины решеткам, загудевшим на холодном ветру.

— «И долго он тут у вас?».

— «А почитай что седмицу» — угрюмо бурый земнопони, отбрасывая в сторону палку, и вновь выходя на едва заметную тропинку, вьющуюся между сугробов. Изнутри бург оказался гораздо больше, чем выглядел снаружи, и представлял из себя настоящий лабиринт из тропок, вьющихся между покрытых смерзшимся дерном домишек, наполовину утопленных в землю. Просторные, но низкие, они принадлежали целым семьям, а их высокие, покатые крыши возвышались на три роста пони, и издалека казались рядами курганов или миниатюрных холмов. Сделанные из потемневшего, старого, а иногда и полусгнившего дерева, дома полнились жизнью, издалека незаметной, но стоило лишь приблизиться, как становились слышны приглушенные стенами голоса, скрип дверей, а на снег ложились отсветы очага, пробивавшиеся на улицу через затянутые чем-то мутным окна. Из расположенных в пристройках хлевах на улицу выглядывали морды коров, и слышалось сонное лопотание куриц, иногда, перемежающееся неурочным выкриком петуха, решившего в столь поздний час проветрить горластую глотку.

Спотыкаясь и негромко проклиная негостеприимных хозяев, запретивших подлетать к огромному общинному дому, громко названному «усадьбой», мы карабкались все выше и выше среди лабиринта казавшихся бесконечными домов, вляпываясь в смерзшийся навоз, скользя и оступаясь. Наконец, громыхающая доспехами толпа вывалилась на вершину холма, к основанию широкой каменной лестницы, где нас уже встречала толпа, гостеприимно помахивающая длинными и острыми копьями. Да-да, именно толпа – вместо четкого строя, в котором каждый должен был знать свое место и свой маневр, перед большими дверьми стояла самая настоящая толпа, голов под сотню, с недобрым интересом глядевшая на нас сверху вниз. Ничего метательного, вроде бы, замечено у них не было, хотя несколько легких копий в зубах голенастых подростков навели меня на мысль, что с такой высоты их куда как удобно кидать в головы подбирающихся к дому врагов.

— «Мы пришли с миром!» — громко выкрикнула я, поведя глазами по сторонам. Проводник наш, еще мгновение назад шагавший рядом с нами, куда-то испарился, и теперь, мне предстояло выяснять у не слишком дружелюбной толпы, для чего вся эта торжественная встреча, и не принесут ли тут чего-нибудь пожрать замерзшим и изголодавшимся пони.

Толпа молчала.

— «Эй! Есть кто живой?» — насупившись, я покосилась на напряженно всматривавшихся в лесовиков товарищей, и не получив ответа, негромко скомандовала – «Вперед. Аккуратно, пока одними щитами. Остальных – в воздух. Надоела мне эта игра».

— «Воздух!» — рявкнул заученную команду Рэйн, и уже через несколько секунд, полусотня позади меня с грохотом двинулась вперед, ударив копытами в дрогнувшую землю. Увы, мы были пегасами, и не для нас были те огромные, корытообразные щиты, которые таскали на плече земнопони, но и пристегнутые к нашим запястьям укороченные «пегасьи» скутумы тоже были неплохой защитой в маневренном воздушном бою. Пускай мы не могли построить правильную «черепаху», но мерно двигающаяся вперед коробка из закованных в сталь тел сработала не хуже – северяне попятились, и крепче ухватились за копья, глухо зароптав при виде серебристых тел, взмывших в воздух за нашими спинами.

— «Прекратить!» — расталкивая в стороны ощетинившийся копьями народ, на первую ступеньку вышел степенный, бородатый земнопони. Седая борода его гневно тряслась, а одетое в толстую полотняную куртку тело сердито перебирало всеми четырьмя ногами, когда его хозяин, пылавший праведным гневом, всматривался в поднимавшиеся по лестнице шеренги – «Как смеете вы, пришлые, нарушать слово Великой Матери?! Как ведете вы себя, будучи гостями?!».

— «Виновата. Не сдержалась, любезнейший герольд» — насмешливо фыркнула я. Остановившись в метре от сердитого пони, я вышла из строя, и внимательно обозрела подавшуюся назад толпу, часть которой, топоча и оступаясь на узких лестницах, переместилась на балкон второго этажа, проходивший по периметру дома. Мы не поднимали копий, не вынимали из ножен мечей и тесаков, но нас явно опасались, хотя почему, понять я пока не могла – «Но разве так выглядит гостеприимство северного народа, о котором я столько наслышана от Первой Матери, посещавшей наш дом пару лет назад?».

— «Свой закон почитают у себя дома!» — не остался в долгу старикан – «А гость, пришедший незваным, блюдет хозяйский чин и обряд! И оттого…».

— «Так значит, меня принимают тут как гостя?» — осведомилась я, прерывая начавшуюся лекцию, которая, как я подозревала, станет поистине бесконечной. Подавившись заготовленной фразой, герольд правительницы только кивнул, угрюмо смерив меня взглядом водянистых, старческих глаз – «Тогда прости, если нарушила чем порядок этого дома, ведь было то сделано не по злобе, но по недомыслию, ибо некому было разъяснить мне порядки, свойственные месту сему. Вразуми же путников, незваными явившимися к очагу Первой Матери, как им блюсти себя, какому закону соответствовать? И как понимать всех этих встречающих, радостно размахивающих своим могучим оружием у меня перед носом?».

— «Кхем… Кхе…» — трясущий бородой дед несколько приостыл, и подавившись какой-то ругательной фразой, уже приготовленной в клюве, медленно соображал, что именно ему полагалось сказать. Я не торопила, с интересом разглядывая окружавшую нас толпу, придирчивым взглядом оценивая грубую мешковину одежд, в которые, словно в попоны, были закутаны стоявшие вокруг пони. Низкорослые, лохматые, они частенько были похожи друг на друга, и мне показалось, что много морд вокруг нас несло на себе печать начинающегося вырождения, возникающего по причине частых кровосмешений в замкнутых общинах.

— «Ну, проходите, чего уж. Будьте гостями» — наконец, прокашлявшись, решился герольд, тряхнув окладистой бородой – «Но не летать тут, ясно? Вообще не летать! Сади их, быстро сади! А то беду накличешь!».

— «Сажай наших» — обернувшись, негромко приказала я кивнувшему Рэйну. В этом походе розовый пегас становился моим правым копытом, и оттого, чрезвычайно гордый негаданным повышением, он старался показать себя во всей красе. Повинуясь короткому всхрипу рожка, легионеры приземлились, рассредоточившись вдоль дорожек, пока я, в сопровождении нескольких офицеров, отправилась вслед за глашатаем в распахнувший свои двери дом. Внутри он уже не казался столь большим – наверное, благодаря балкону, проходившему по всему залу на уровне второго этажа, и поддерживаемому массивными деревянными колоннами. Старое, резное дерево выглядело не менее надежным, чем камень, лишь выигрывая от рассеянного света простых светильников, теплым светом заливавших большое пространство. В центре общинного дома располагалась широкая площадка из утоптанной, голой земли, прикрытой легким снежком, падающим на нее из большого отверстия в крыше дома, прикрытого ворохом еловых лап, на которой стояло несколько земнопони крайне сурового вида, с оружием, прицепленным к их плечам и бокам. Шорох копыт сопровождал наши тяжелые шаги, от которых прогибались неоструганные доски пола, и укутанные в дерюгу фигуры следовали за нами по пятам, с интересом разглядывая нас из-под скрывавших их головы капюшонов, пока мы шли вперед, и не подумав расслабиться и разбить свой строй. Слишком много подражания старогрифоньему проглядывало в окружающей нас обстановке, уж слишком странно вели себя те, кто еще пару лет назад слезно молил принцесс даровать им защиту от их извечных врагов, и в какой-то момент, я даже пожалела, что сунулась сюда лишь с сотней пегасов, среди которых не было тяжеловесов-земнопони – они явно пригодились бы в качестве тарана, разбрасывающего лишенных доспехов врагов.

«Они тебе не враги» — напомнила я себе, останавливаясь возле присыпанной снегом площадки. С нее, на меня глазели незнакомцы, изо всех сил демонстрировавшие равнодушие ко всему происходящему, но от нас не укрылись их глаза, цепко и настороженно оглядывавшие грохотавших к ним копытами гостей. В отличие от прочей толпы, состоявших из земнопони довольно невзрачных, словно припорошенных пылью цветов, встречающие нас выделялись среди северян как качественной, добротной одеждой, так и наличием хорошего оружия, до поры, мирно висевшего на боках. Одним из них был облаченный в шкуры, могучий старик, от ушей до кончиков копыт увешанный амулетами, цепями и бусами, среди которых не последнее место занимали черепа – начиная от крошечных, принадлежащих каким-нибудь мышам, до довольно увесистого экземпляра, болтавшегося у него на груди, и принадлежавшего когда-то довольно маленькому пони.

Скорее всего, жеребенку.

Стоявший рядом с синим колдуном земнопони был невелик, но неплохо сложен, особенно в области груди, хотя его сухопарый круп намекал окружающим, что и в беге он может показать себя очень даже неплохо. Серая шерсть и белая грива, заплетённая, по обычаю северян, во множество тонких косичек, была украшена парой бусин и неброским пером, а хорошие стеганные доспехи выглядели совсем новыми, в отличие от навершия длинного меча, выглядывавшего из-за плеча незнакомца. Пони недобро зыркал на нас своими желтыми глазами, и явно был не слишком доволен видом наших решительных рож, с которыми мы вломились в долгожданное тепло.

— «Интересный способ приветствия…» — пробормотал Рэйн. Похоже, пегас только сейчас начал догадываться о том, что тут происходит что-то недоброе – «И дальше что? Разве так встречают гостей?».

— «Дайте-ка мне взглянуть на них…» — протянул надтреснутый, но все еще бодрый голос. Стоявшие на площадке пони медленно расступились, и мы оказались перед помостом, укрытым ворохом грубых циновок, таких же блеклых, как и весь окружавший нас быт северян. На кресле с высокой спинкой, среди мягких подушек, сидела сухая старуха, внимательно разглядывавшая своих гостей из-под прядей клочковатой гривы, прижимаемых к покатому лбу толстым, и откровенно говоря, довольно уродливым обручем из золота, тускло поблескивавшим в тех местах, где его касались копыта владелицы. Варварское, нелепое это украшение настолько резко контрастировало со стоптанными накопытниками, в которые были обуты все четыре ноги старой земнопони, что я, не удержавшись, фыркнула, невольно проведя аналогию с какой-нибудь дорвавшейся до власти обывательницей, местной «графиней Хрюкиной» — уж больно говорящий у бабки был вид.

Однако, это оказалось не самой лучшей идеей.

— «Тааак, как я и думала…».

— «Приветствую тебя, Первая Мать твоего народа» — поглядев на сошедшиеся брови старой лошади, я решила воздержаться от идиотских сравнений, как бы ни просились они на язык, и поглядев на сидевшую передо мной сначала одним, затем другим глазом, я все же решила, что это не шутка, и сидевшая передо мной земнопони вряд ли могла бы быть шутом – уж больно серьезно глядели на нас окружавшие ее жеребцы и кобылы всех возрастов и мастей. Включая нескольких стражей – могучего вида северян, стоявших недалеко от кресла старухи, недобро блестевших в нашу сторону глазами из-под тяжелых, грубых шлемов. Похоже, приветственная вечеринка в честь дорогих гостей откладывалась на неопределенное время, и я судорожно принялась проявлять куртуазность, дабы не обидеть хозяев городка, в котором, по моим замыслам, мы могли бы найти себе приют, спасаясь от холода зимней ночи.

Но как обычно, почему-то все пошло не так, как я задумывала.

— «Позволь нам поприветствовать тебя в доме твоем, и смиренно просить тебя о…».

— «Ты? Смиренно просить?» — неприветливо каркнула старуха, глядя на меня, и на меня лишь одну – «Пристало ли тебе просить, если можешь ты лишь брать, ничего не давая взамен? И хочешь ты называться гостем нашим? Проникнуть, как хорь в курятник, прикрывшись дружелюбьем напускным?».

Повисла напряженная тишина, разбавленная лишь гудением и треском многочисленных жаровен.

— «Эммм…» — нахмурившись, я покосилась по сторонам. После столь резкой, ничем не заслуженной отповеди я опешила, и на всякий случай оглянулась, чтобы выяснить, сможем ли мы удрать, в случае чего. Просто так, на всякий случай – «Прости нас, Первая Мать своего народа, но я не понимаю, отчего такой недружелюбный тон. Разве так вы встречаете своих гостей?».

— «Гостей мы встречаем так, как заповедовали нам Добрые Предки!» — фыркнула пони, смерив меня крайне недружелюбным взглядом. По знаку ее копыта двери дома захлопнулись, отрезая нас от рванувшихся вперед пегасов – «И еще никто не мог бы сказать, что я прогнала путешественника или гостя прочь от своего порога».

— «Тогда в чем же дело?» — осведомилась я, ощущая, как рот внезапно превращается в маленький, но гордый филиал бесконечной пустыни – «Вы же сами говорите, что не прогоняете путешественников или гостей…».

— «Вот именно – гостей!» — отрезала та. Теперь насторожился даже озиравшаяся по сторонам Нэтл, ощутив разливающееся в воздухе напряжение. Сделав шаг назад, я проигнорировала несмелые пока усмешки, появившиеся на мордах стоявших вокруг пони, и произвольно подвигала плечами, ощутив на спине успокаивающую тяжесть доспеха. Аборигенов на балконе и между колонн становилось все больше, оружие блестело уже не скрываясь – местные сообразили, что ловушка захлопнулось, и на помощь позвать я уже не успею. Надеялись задавить числом? Наверное, ведь наверняка с их точки зрения сотня пони не являлась чем-то непосильным, а уж разделенные на части… — «Гостей, а не мясников! И не просто мясников, а Мясников, ответственных за убийство множества ни в чем не повинных существ! И таких не зовем мы к столу, а если они и приходят к нам сами, оружно и страшно, то… Вы видели клетки у общего дома?».

«Предательство».

«Засада! Засада, разрази их звездный огонь!».

— «Договориться не получится?» — быстро спросила я, краем глаза заметив промелькнувшие за окнами тени. Забранные деревянными решетками, они были освещены с противоположной стороны коптящими светильниками, и тусклый их свет показался мне похоронным саваном, наброшенным на окружающий меня мир – «На твоих условиях, Первая Мать!».

Старуха не ответила. Вздрогнув, я резко дернулась в сторону, ощутив, как что-то тяжелое привычно хлопается на мой круп, скользя когтями по стали доспеха, и недовольно свистя себе под нос. Обернувшись, я увидела Кабанидзе — вынырнувший откуда-то из-под потолочных балок сов был покрыт пылью, и недовольно прыгал у меня по спине, звонкими ударами клюва требуя, чтобы я раскрыла крыло, и позволила ему вновь устроиться на его любимом насесте. Появление совы вызвало больше шума, чем моя ругань со старой кобылой, окончательно убеждая меня в том, что отвертеться не получится — уж слишком дико смотрела старая кляча на важно расхаживавшего по моему полусогнутому крылу Кабанидзе, похожего сердитого лилипута, разминающегося перед боксерским поединком с каким-нибудь слонопотамом.

— «Труби тревогу, Рэйн!» — рыкнула я, умом понимая, что уже поздно, но не собираясь сдаваться на милость врагам. О «милостях» северян я уже составила представление, и очутиться в клетке, на морозе, казалась мне более страшным исходом, чем десять сантиметров стали, входящих в содрогающееся от боли тело. Лихорадочно закивавший пегас уже потянулся было за рожком, но уже всем без исключения было ясно, что он не успевал. Что он никак не мог успеть, ведь по широкой лестнице, расположенной за помостом, на котором стояло кресло старейшины этого поселения, уже спускалась облаченная в доспехи фигура, грозно впивавшаяся в дерево ступеней страшными крючковатыми когтями.

— «Ну, вот мы и встретились, Мясник Дарккроушаттена!» — со злобной радостью проклекотал грифон. Корк – так, кажется, звали этого приспешника Хуго ле Крайма, и если меня не подводили глаза, именно его фигура, свирепо топорщившая перья на шее, выходила ко мне из-за трона. Грифон был облачен в тяжелый, многослойный, прошитый камзол, усиленный стальной кирасой, словно раковиной, защищавшей переднюю часть его тела. Позади Корка обнаружилась еще одна фигура – молодая грифина, смешно прыгавшая за ним на трех лапах, старалась держаться за спиной помощника посла, то и дело поправляя лежащие на холке мечи, скользящие по нарядной броне.

— «Вот мы и встретились…» — негромко, но очень-очень довольно проворковал птицелев, протягивая лапу к своей помощнице, тотчас же вложившей в нее один из мечей – «И смею тебя уверить, мой господин будет очень, очень доволен! В отличие, конечно же, от тебя».

____________________________________
[1] Донжон – главная башня в замке.
[2] Барбакан — защитное сооружение в форме башни или форта, защищавшее вход на мост, ведущий к городским воротам
[3] Данные действия считались смертельным грехом у многих племен славянского корня вплодь до начала XX века. На Руси, например, за вышеизложенное могли и кольями забить.
[4] Скрещивание осла и кобылы приводит к появлению на свет мула, в то время как жеребец и ослиха приносят лошака – эти неприхотливые вьючные гибриды являются абсолютно стерильными.
[5] Великокняжеская мантия или плащ, обычно алого цвета.
[6] Ордер – строй, построение.
[7] Каре – боевой порядок в виде квадрата, использовавшийся пехотой для довольно эффективного противостояния кавалерии.
[8] Тесак – это не топорик для разделки мяса, а однолезвийное оружие, больше похожее на длинный нож. К нему, кстати, можно отнести и короткие мечи эльфов из известной кинотрилогии.
[9] Холодное оружие в виде молотка с длинным и узким шипом для пробивания доспехов.
[10] Первый «настоящий» меч любого реконструктора обычно изготавливается именно из этой автомобильной детали.
[11] WO (Warrant Officer) – группа званий в англоязычных армиях. Сержант на должности технического специалиста.
[12] Попов А.С. (1859-1906) – физик и электротехник, один из изобретателей радио.
[13] Скраппс иронизирует по поводу иностранной валюты, одно время, обозначавшейся на ценниках буквами у.е. – «условные единицы».
[14] Пацификация (от лат. pacificatio —усмирение) – насильственное умиротворение аборигенов.
[15] Игреневая масть – рыжая шкура с белой гривой.
[16] Мейнстрим – модная тенденция, преобладающее направление в какой-либо области.
[17] Вериги (от старослав. верига – цепь) – ритуальные принадлежности христианства в виде железных цепей и прикрепленного к ним груза.
[18] Эксцентричкая кинокомедия 70х годов.
[19] День в середине месяца. 15 марта 44 г. д.н.э. был убит Гай Юлий Цезарь, заколотый аристократами в сенате г. Помпеи. В переносном смысле – убийство диктатора, мнящего себя всемогущим.
[20] Не зная англоязычной медицинской терминологии, Скраппс использует слово insult – оскорбление, обида.
[21] Stroke (англ) – удар, или «нарушение мозгового кровообращения».
[22] Мери Сью – нарицательное имя для идеального персонажа, состоящего из одних лишь достоинств, и лишенного каких-либо недостатков.
[23] Анамнез – сведения о больном и его заболеваниях, его «личное медицинское дело», от рождения и до смерти.