Fimbulvetr
6: Miðgarðr
Сани мерно поскрипывали под тяжёлым грузом, и для мыслей тянущего их жеребца это было лучшее музыкальное сопровождение. Мысли эти были про то, как он хорошо поработал сегодня, как много семей благодаря этому не замёрзнут. Про планы на завтра, также наполненное работой лесоруба. Всё это были обычные мысли, наполнявшие голову гордого потомка приличной семьи земных пони ежедневно. Мысли его всегда были медленны, тщательны и приземлённы. Так приличествовало наследнику длинной и гордой фамилии, в которой каждый старший сын был жеребцом, снабжающим всех пони теплом в долгие зимы, и обеспечивающим топливом их кухни круглый год. Тепловоз не был мечтателем, это было бы неприлично. Зато он всегда был самым надёжным жеребцом в округе, как и его отец, и его дед, и так далее, до самого основателя династии, который работал на сборке чего-то, именуемого «ядерными турбинами» в незапамятные времена, ещё до того, как мир вспомнил о приличиях. Несмотря на молодость, жители его маленькой деревеньки его уже уважали. Он перебрался в неё, как только достаточно вырос, чтобы жить своим умом. Уважение это в немалой степени было следствием того, что он просыпался первым, ложился спать последним, и никогда не был замечен за увиливанием от работы. Кроме того, из этого следовало, что, если что-то случалось, пока всепони остальные спали, решать проблему приходилось ему.
Поэтому, когда бессознательный грифоний котёнок скатился с холма прямо к краю деревни, заметил его именно Тепловоз. Он посмотрел на тело у своих копыт, вздохнул и выпрягся из саней. Дрова могли и подождать, красть их посреди леса никому и в голову бы не пришло, а вот грифон ждать не мог.
— Это уже второй за месяц! – ворчал жеребец, не забывая проверять грифона на признаки жизни. Ему надо было как-то выразить неудовольствие. – Почему, ну почему вы ничему не учитесь? Всепони знают, что это опасно. Все грифоны учат котят так не делать. И вот ты здесь, живой, хвала Архиву, но почти уже нет! — Вздохнув, он взвалил бесчувственное тело на спину и устремился домой.
Тепло. Как же… как же тепло.
Тепло было повсюду. Оно пронизывало его тело, оно успокаивало его разум, и прогоняло из него все кошмары. Он подумал, что это, наверное, снова Хельга – иначе почему ему вдруг станет тепло? Она, наверное, оторвалась от лосей и догнала его. Он хотел открыть глаза и посмотреть, но просто лежать в тепле было так удобно... Всеволод свернулся под одеялом и позволил сну унести его.
Жеребец, сидящий возле кровати, выдохнул и расслабился. Этот грифоныш больше не собирался умереть в его копытах. Это было хорошо. Рассказывать его родителям о том, что он не успел спасти их сына, было неприлично, несмотря на то, что в глупости этого котёнка никогда не было его вины. Он слишком многим уже рассказывал эту новость. Каждый год зима взимала налог на глупость с молодых грифонов. Не в этот раз. С этой мыслью он забрался на свою собственную кровать, ещё раз глянул на спящего грифона, и заснул. Завтра его ждало больше работы, чем обычно.
Всеволод проснулся с первыми лучами солнца, как он делал каждый день с начала зимы. Моргая от света, он вылез из-под одеяла. Окно комнатки, в которой он находился, выходило на восток, так, чтобы поймать первый свет утра. Он был настолько расслаблен и чувствовал себя настолько отдохнувшим, что ему потребовалось несколько минут, чтобы заметить, что проснулся он не в своём обычном логове под деревом. Вокруг него была настоящая комната настоящего дома. Его укрывало настоящее одеяло. Спал он на ещё тёплой поверхности того, что могло быть только настоящей русской печью. На секунду он замер, чтобы переварить увиденное.
А потом заорал изо всех сил.
Его крик разбудил другого обитателя комнаты, крепко спавшего на большой кровати в углу. Большая коричневая голова, увенчанная спутанной гривой красных волос, вынырнула из-под одеяла. Громадные голубые глаза сонно уставились на вопящего грифона. Всеволод посмотрел на монстра, вдохнул поглубже, и снова заорал. Ужасная голова поморщилась под звуковым нападением, а потом её владелец слез с кровати. Всеволод закричал в третий раз, но в этот раз скорее не от испуга, а от изумления и растерянности. Перед ним стоял вовсе не страшный монстр. Больше всего существо напоминало лошадь. Конечно, если бывают лошади с ногами, толстыми как брёвна, коротким телом, громадной головой и невероятно большими глазами. Всеволод не собирался делать вид, что существо не существует. Не после того, как сам отрастил клюв. Но он хоть убей не помнил, как бегство от лосей-убийц привело его в одну комнату с инопланетной лошадью.
Тепловоз вздохнул, глядя на кричащего котоптаха поверх прижатого к лицу копыта. Каждый раз всё шло точно так же. Спасение поздним вечером, ночь в тепле его дома, и дикий, испуганный вопль с утра. Он уже предвкушал обычные шутки соседей о том, что же он там делает с грифонятами, что они так орут, а потом отказываются это с кем-пони обсуждать. В такой маленькой деревеньке нормальных развлечений найти было негде, поэтому фабрика слухов работала на износ.
Грифон, судя по всему, устал орать, и теперь смотрел на жеребца с таким недоверием, как будто никогда раньше не видел пони. Тепловоз закатил глаза к небу, и перешёл к следующему шагу программы. Обычно, грифонёнка было довольно легко успокоить, если после того, как он перестал кричать, представиться ему и пообещать, что его родители его скоро заберут.
— Вершина утра тебе, молодой охотник! – пророкотал жеребец, предлагая котёнку копыто. – Надеюсь, твоя Великая Охота прошла хорошо, и твоих родителей не разочарует её исход!
Он знал, что свежеспасённые из леса грифоны обычно пугливы и недоверчивы, но этот среагировал совершенно нетрадиционно. Вместо того, чтобы принять предложенное копыто, котёнок заорал от страха и прыгнул от него в противоположном направлении, забившись в угол. Попытки пони приблизиться и успокоить ребёнка были встречены агрессивным взмахом когтей и угрожающим шипением. Причина у подобной реакции могла быть только одна, и Тепловозу совершенно не хотелось убеждаться в своей правоте.
— Не происходишь ли ты из рода Дикарей? – поинтересовался он, думая о том, какую боль в крупе он приволок в дом, и как сложно будет выкинуть дикого грифона на улицу. Доселе ему только раз довелось это проделывать, и на его шкуре до сих пор виднелись следы того утра. Можно было, конечно, позвать экстерминатора из лосиного племени, но он знал, что тот разнесёт ему весь дом. Кроме того, это означало подписать грифону смертный приговор, и вот это Тепловоза совершенно не устраивало. Дикарей он ненавидел точно так же, как и все остальные. Этого требовали приличия. С другой стороны, убивать приличия запрещали.
Всеволод постепенно успокаивался от шока, вызванного тем, что странное конеобразное существо заговорило. Слова сильно напоминали русские, но сами фразы складывались в полную бессмыслицу. Первая часть была вроде бы про утреннюю охоту. Вторая звучала как добродушное напоминание, что его родители будут охотится на него от великого стыда, вызванного тем, что он слишком молод. С чего существо взялось ему желать чего-то настолько безумного? Что вообще происходило? Пока его мозг пытался со всем этим разобраться, его глаза шарили по комнате, пытаясь найти путь к отступлению. Конеобразное перегораживало путь к двери, но окно было с другой стороны, и если бы у него получилось достаточно быстро…
Его тело перешло к действию прежде чем он успел полностью сформулировать план побега. Бросив одеяло в лицо врагу, он прыгнул к окну и с громким «бам» ударился о мутное стекло. Окно задребезжало, но осталось целым и закрытым. Чувствуя, как утекают секунды, и его возможная смерть выпутывается из одеяла, он ощупал раму в поисках способов открытия. Его усилия увенчались успехом, когда он заметил задвижку, большую, прочную, и привязанную толстой ниткой. Даже не задумываясь об этом, он выхватил ключи из всё ещё висящей у него на шее сумочки, и перерезал нитку, распахивая окно. Прыжок к свободе, тем не менее, был прерван жестоким рывком за хвост, втянувшим его в комнату и распластавшим на полу. Сильный удар по голове отправил его в нокаут.
Тепловоз был поражён. Он знал, что дикари умны, но также знал, докуда простирается этот ум. Дикари знали, зачем у них когти и как ими можно рассечь почти всё, что угодно. По слухам, достаточно озверевший дикий мог пробить когтями даже стальную броню. История не знала дикаря, способного использовать инструменты, им это попросту было не нужно. Это требовало расследования. Расследование требовало, чтобы грифон не сбежал. Зима требовала, чтобы окно было всегда плотно закрыто. Жеребец вздохнул и отправился закрывать окно. Когда он вернулся, чтобы проверить грифона, котёнок уже пытался поднять засов на двери. К счастью, засов был сделан земным пони для земного пони, и весил раза в два больше, чем тощий грифон.
Всеволод понимал, что пришёл его час. Громадное и агрессивное конеобразное закрыло единственный путь на волю, который у него был хоть какой-то шанс открыть, и приближалось к нему с явно враждебными намерениями. Он понимал, что слишком мал, чтобы победить в этом бою. Конечно, он не собирался сдаться без боя, но понимал и то, что долго не продержится. В том, как он против всех вероятностей выжил в замёрзшем городе, а теперь его жизнь закончит травоядное, была своя жестокая ирония. Не везло ему последнее время с травоядными. В любом случае, пришло время для последних слов.
— Не знаю, за что ты меня так ненавидишь, — сказал он лошади, — но я постараюсь, чтобы ты об этом жалел всю оставшуюся жизнь.
Сказав это, он пригнулся, немножко расправил крылья и приготовился прыгать. Конеобразное вытаращило на него глаза, и с глухим ударом плюхнулось задом на пол. Оно потрясло головой, почесало гриву копытом, и поинтересовалось на чистом русском, пусть и с сильным акцентом:
— Так ты не Дикарь?
