Я лежала на облаке и смотрела на звёзды. Обычно принцессы так не делают – все мы уже тысячу лет как наигрались во все эти глупые жеребячьи игры – но мне по-прежнему нравились облака. Облака-одиночки, плавно скользящие над ночной Эквестрией.
А ещё, мне нравилось смотреть на звёзды. Я видела их с рождения, но ни разу – вблизи. А ведь я изучила весь наш мир вдоль и поперёк! Звёзды были единственной вещью, до которой я ни разу не дотрагивалась: как волшебные снежинки из детских сказок они манили меня, звали в свой чудесный мир, полный приключений, нашёптывали истории об иных временах, где не было всей этой повседневной тоски. Я могла смотреть на звёзды вечно!
Левое крыло затекло, и я перевернулась на живот. Подо мной проплывали тёмные поля, яблочные фермы, чьи-то домики. Словно из ниоткуда возникла широкая река, и в её глади отразились всё те же звёзды. Даже там, внизу, они смотрелись потрясающе!
Я не заметила, как уснула.
— А ты неисправима, — послышался знакомый голос.
Открыв глаза я увидела свою наставницу. Точно же! Сегодня были занятия, а я, как последняя прогульщица, их проспала. Наставница сидела на соседнем облаке и по-доброму смотрела на меня.
— Извините...
— По крайней мере, ты больше не пытаешься поразить нас своей скоростью и крутизной. Ты повзрослела.
Она перевела взгляд на мой рог, и мне сделалось неловко. Я дотронулась до нароста, который напоминал о давнем переломе – даже магия аликорнов была бессильна против такой травмы. Ох и бунтовщицей я была! Только когда это случилось? Лет пятьсот назад, а может и больше?
Наставница вздохнула:
— Это не первый такой случай. Ты теряешь интерес к занятиям. Неужели, тебе стали безразличны магия и искусство? Всё то творчество, которым мы занимаемся?
Я могла бы соврать. Я часто так делала. В конце концов, я научилась скрывать свою неприязнь к такой жизни – вон, за последние пятьсот лет даже рог ни разу не сломала.
Но сейчас я не выдержала. И вывалила на бедную мою наставницу всё то, что глодало меня долгие столетия. Что мне надоело жить в этом игрушечном мирке, где не происходит ничего интересного. Что не осталось и клочка земли, куда не ступало бы моё копытце. Что нет больше пони, с которыми я бы не разговаривала, и которые не навевали бы на меня скуку. Что канули в веках сражения и приключения, которые так вдохновляли меня прежде – все чудовища побеждены, все злодеи перевоспитаны. Что... да вы всё прекрасно знаете и без меня.
Наставница вздохнула ещё раз. Подул ветер, растрепав мою гриву; волосы застлали мне глаза – огненно-рыжие, яркие, как солнце – символ моей непокорности.
Наши облака медленно заскользили к горизонту.
— Я знала, что рано или поздно этот момент наступит, — покачала головой наставница. – Летим, я хочу кое-что тебе показать.
Мы шли по залу древнего замка. Пустого – все, кто хотел тут побывать, давно уже побывали, а освежать воспоминания о тёмных временах никто не желал. Вообще, пони редко вспоминали о доаликорновой эпохе, уж не знаю, почему. Даже говорили с неохотой.
Я с любопытством разглядывала доисторические витражи. На них изображались пони древности: единороги, пегасы, земные... Были тут и жеребята, и жеребцы – странно всё это выглядело. Я сама была малышкой, когда скончался последний жеребец, и я почти не помнила, как они выглядят. То, что запечатлелось в моих воспоминаниях, было чем-то морщинистым, трясущимся, умирающим, когда здесь, на витражах, парни смотрелись почти такими же, как и мы – молодыми, улыбающимися, здоровыми.
Шли мы быстро, и я не успела как следует разглядеть все витражи. Да, я и прежде тут ходила, но это было так давно... Надо бы как-нибудь сюда вернуться и осмотреть все эти шедевры прошлого более внимательно, пока время их не уничтожило.
Наставница, заметив мой интерес, сказала:
— Ты одна из самых младших, ты почти не помнишь ту эпоху. Не помнишь, каким был мир до повальной аликорнизации.
— Зачем вообще был нужен тот эксперимент? — не удержалась я. Говорить об этом, а уж тем более спорить, считалось неприлично, но раз сегодня был необычный день, то и я решилась на необычные вопросы. – Зачем пони древности превратили нас всех в принцесс? Неужели наш сегодняшний скучный мир лучше мира, где постоянно что-нибудь происходит? Неужели никто не видит, что без развития мы деградируем?
Наставница с тоской опустила голову. Я видела, с каким трудом ей дадутся слова, которые она собиралась мне сказать.
— Именно об этом я и хотела с тобой поговорить, дорогая.
Мы спустились по винтовой лестнице в подвалы и долго шли по тёмным коридорам, прежде чем она заговорила вновь. Путь нам освещала магия, и, несмотря на заброшенность, я заметила следы копыт – тут явно кто-то ходил.
— Не было никакого эксперимента, — сказала она наконец. – Никакой "аликорновой революции", превратившей всех в крылатых единорогов, бессмертных и могучих. Мы так долго повторяли эту легенду, что сами стали в неё верить. Будто сделали это сами, для собственного же блага.
— А что же тогда было?
— Мы до сих пор не знаем. Какой-то вирус. Может быть – чьё-то проклятье. Злая магия. Факт в том, что в один прекрасный момент, ни с того ни с сего, у самых обычных пони – пегасов, земных, единорогов – вдруг стали рождаться одни лишь аликорны. Поначалу многие радовались: ура, у нас девочка, у неё крылья и рог, и в будущем она добьётся всего, чего захочет. Но через несколько лет стало ясно, что если не будет рождаться мальчиков, то наша раса скоро вымрет. Да, аликорны бессмертны, но от несчастных случаев и психических заболеваний никто не застрахован.
— И тогда вы придумали красивую легенду? Про мир, где каждая пони будет принцессой, где никогда не случается никаких бед, где...
— Да, всё верно. Мы не хотели паники. Мы начали говорить, что это заслуга наших учёных.
Меня осенило:
— А это не тот ли самый замок, где когда-то была их лаборатория? Где они проводили свои эксперименты?
— Он самый, — кивнула наставница. – Только учёные искали не средство вечной жизни, а лекарство. Лекарство, чтобы у нас рождались не только кобылки, но и жеребцы.
Она толкнула дверь, и мы вошли в скромную лабораторию. Половина рабочих мест пустовала; на второй трудились (судя по обречённому виду – безрезультатно) уставшие принцессы. Я редко видела этих девочек на поверхности – похоже, большую часть времени они проводили здесь, в этих подвалах. Они поднимали головы и вяло приветствовали нас.
— Тысяча лет напрасных поисков, — сказала мне наставница. – Многие ушли отсюда, многие бросили это занятие, погрузившись в усыпляющие объятия нашего безбедного быта. И забыли, что когда-то мир был иным.
Я оглядела этот подвал уныния, и мне стало ещё тоскливей.
— Неужели, это конец?
— Была группа пони, — наставница сглотнула слюну, — ещё на заре нашей эпохи – которая отправилась к другим мирам – искать лекарство там. Туда входили как аликорны, так и пони других рас. Конечно, все кроме аликорнов умерли, но...
— Эта группа так и не вернулась? – задала я бессмысленный вопрос.
— Может быть, они погибли. А может, до сих пор блуждают там — среди звёзд.
Среди звёзд...
Впервые за долгие годы у меня загорелись глаза. Мне вдруг страстно захотелось стать участницей этой экспедиции, героиней вечного поиска и искательницей приключений. И пусть мы ничего не найдём, плевать. Жизнь – это движение, это река, это полёт. Раньше я только наблюдала за звёздами, но теперь во мне возникло желание потрогать их собственными копытами, ткнуться в них мордочкой, попробовать их на вкус. Да что там – может быть, самой стать одной из звёзд, вдохновляя оставшихся на земле пони на новые подвиги.
— Я вижу, о чём ты думаешь, — сказала наставница с тоской.
Я так перевозбудилась, что мои крылья невольно поднялись – в нашем обществе это считалось неприличным. Я покраснела и опустила их на место.
— Извините.
— Не стоит извиняться. От своей натуры не убежишь. Ты была слишком маленькой, когда снаряжалась та экспедиция, иначе наверняка стала бы её членом. А позже, когда ты подросла, мы старались уже не говорить о той группе, как и об этой, — она кивнула в сторону аликорнов-лаборантов, больше напоминающих сомнамбулов. – Но теперь, когда таких как ты набралось уже несколько десятков, наше правительство подумывает о второй экспедиции.
— Правда? – я не удержалась, и мои крылья снова взметнулись.
— Правда. Они боятся, что такие смутьяны подорвут устоявшийся порядок, и будут даже рады от вас избавиться. Ну а вы будете рады новым впечатлениям. Честно говоря, никто уже не надеется, что вы найдёте первую группу и уж тем более, лекарство от аликорновости – но так хотя бы каждый останется при своём. Кто жаждет приключений, получит приключения. А кому подавай тихую спокойную жизнь – что ж, вот она, прямо перед ними.
— И все будут счастливы!
— Не все, но...
Я видела, что наставнице будет трудно со мной расставаться. Наставнице! Да у нас разница в возрасте всего несколько десятилетий! Все жительницы нынешней Эквестрии почти что ровесницы. Пройдёт ещё пара веков, и эта разница вообще сотрётся.
Я обняла подругу крылом:
— Не грусти. Мы ведь не навсегда. Рано или поздно... мы ведь бессмертны, правда?
Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась. Почти что со слезами, но с добрыми, сестринскими:
— Я рада, что ты будешь счастлива. Что бы ни случилось, это самое главное. Быть счастливой.
Ну да – учитывая то, что мне предстояло пережить. Я не могла с этим не согласиться.